Памятник жертвам фашизма (слева) и памятник героям революции
Между прочим, мне это стало ясно, когда один из антикоммунистических троллей, пасущихся в моём блоге (вот неожиданная польза от троллей!) спросил, почему, если белые в такой-то области расстреляли столько-то тысяч человек, то нет памятника этим жертвам с точным указанием их числа. И действительно — почему нет? Да потому что красным в голову не пришло, что надо ставить памятник НЕВИННО расстрелянным. Потому что психология тогда была другая. Тогда ставили памятники «борцам за революцию», «борцам против интервенции», «героям-борцам против фашизма» и т.д. А если бы предложили поставить памятник расстрелянным ни за что — теми же белыми, то, вполне возможно, в ответ пожали бы плечами и неделикатно спросили: если их расстреляли НИ ЗА ЧТО, то за ЧТО же памятник? Конечно, такие памятники тоже порой ставили (больше к концу СССР), но они были в меньшинстве и находились, в общем, на периферии общественного сознания.
Вот характерный эпизод. Журнал «Новый мир» при Твардовском как-то опубликовал воспоминания бывшего крестьянина А. С. Бартова «Побег из колчаковской тюрьмы» («Новый мир», 1967, № 10). Сам Твардовский оценивал его так: «Бесхитростен, но необычен и трогателен рассказ Бартова о том, как бросившись за борт баржи-тюрьмы, куда попал как советский активист и работник земотдела волисполкома, он под пулями доплывает до берега, нагишом скрывается в прибрежных зарослях и, заедаемый таежной мошкой, сплетает себе из травы подобие одежды». Из 1200 заключённых баржи 45-дневное путешествие по реке выдержали только 170, остальные умерли на барже или были расстреляны и брошены в реку (это, к слову, о «мягкости» белогвардейских мест заключения). По современным меркам, вполне себе героическая история. А по тем временам, она выглядела как «история жертвы», поэтому Твардовскому посоветовали не ставить её в юбилейный ноябрьский номер к 50-летию революции… И хотя она была опубликована в журнале, но месяцем ранее.
Ну, а в постсоветское время культ жертв — не творцов истории, а её беспомощных страдальцев — по телам которых катятся колёса истории, достиг буквально циклопических масштабов. Что такое культ голодомора, как не именно такой «культ жертвы»? Что такое внедрённый уже в школьные учебники «культ Архипелага Гулаг», как не такой «культ жертвы»? Но разве в предыдущие века и тысячелетия людей, попавших под колёса истории, было меньше? Энгельс называл историю «самой жестокой из всех богинь, влекущей свою триумфальную колесницу через горы трупов не только во время войны, но и в периоды «мирного» экономического развития». Однако не на жертв нас приучали равняться, не у них учиться, а у тех, кто в самых суровых обстоятельствах умел противостоять судьбе.
Но буржуазному обществу, которое, как плесень, выросло на обломках социализма, герои-борцы абсолютно ни к чему. Вдруг они, чего доброго, увидят в нём зло и вздумают с ним бороться? А вот пассивно страдающие, плаксивые, беспомощные, вечно ноющие и жалующиеся жертвы — это практически идеал. Отсюда и идея замены Дня Победы (= дня героев) на день памяти и скорби (= день жертвы). Отсюда и все эти голодоморы, архипелаги Гулаг, которые превращаются практически в «национальную идею». Отсюда и это недоумение тролля: как же так могло быть, что белые уморили или расстреляли сколько-то тысяч невиновных, а этим невиновным не воздвигли памятники… А вместо этого поставили памятник 40 революционерам, расстрелянным «за дело»…
Гелий Коржев. Поднимающий знамя. 1957
Нам нужен сейчас не «культ жертвы», пусть и революционной, а новый культ героев, т. е. простых людей, творящих историю.
UPD. Как мне заметили в комментариях, на памятнике жертвам революции, который установили в Петрограде на Марсовом поле, выгравировали стихи Анатолия Луначарского, который выражает отношение красных к проблеме «героев и жертв»:
«Не жертвы — герои
Лежат под этой могилой
Не горе, а зависть
Рождает судьба ваша
В сердцах
Всех благодарных
Потомков
В красные страшные дни
Славно вы жили
И умирали прекрасно.»