«Появилось даже общество «Долой стыд!». Кто его придумал — не знаю. Мне запомнился только один эпизод из его «деятельности». В трамвай, идущий по бульварному кольцу, в вагон, где была я, на остановке вошла голая пара. Ничего, кроме красных полотнищ от бедра к бедру, на них не было. На полотнищах белая надпись — лозунг общества. Пассажиры взроптали, требуя у кондукторши остановить вагон и высадить бесстыжих, но, пока возмущённые шумели, трамвай подошёл к остановке, и голая «агитбригада» раздавшая несколько листовок, вылезла сама. Возможно, это была кампания, проводимая комсомолом. Он круто взялся истреблять стыд.» (Писательница Наталья Баранская).
«В 1922 году я несколько раз присутствовал на выступлениях общества «Долой стыд». Совершенно голый, украшенный только лентой с надписью «Долой стыд», оратор на площади Краснодара кричал с трибуны:
— Долой мещанство! Долой поповский обман! Мы, коммунары, не нуждаемся в одежде, прикрывающей красоту тела! Мы дети солнца и воздуха!
Проходя там вечером, я увидел поваленную трибуну, «сына солнца и воздуха» избили. В другой раз мы с женой видели, как из трамвая, ругаясь и отплёвываясь, выскакивает публика. В вагон ввалилась группа голых «детей солнца и воздуха», и возмущённые люди спасались от них бегством. Опыт не удался, выступления апостолов советской морали вызвали такое возмущение, что властям пришлось прекратить это бесстыдство». (Белогвардеец Александр Трушнович).
«А общество «Долой стыд»? Ведь это не какой-нибудь рок-н-ролл или твист – члены этого общества гуляли по Москве нагишом, иногда только с лентой «долой стыд» через плечо… Мальчишки, зеваки шли толпами за адептами этого голого ордена. Потом московская милиция получила указания – и нагие фигуры женщин и мужчин исчезли с московских улиц.» (Писатель Варлам Шаламов).
Демонстрации общества «Долой стыд!» стали в эти месяцы излюбленной темой для острот. В октябре 1924 года харьковский журнал «Красная оса» шутливо сообщал: «Снова голые. Отделом демографической статистики зарегистрировано за вчерашний день появление в Харькове 18 голых. Роды во всех случаях прошли благополучно». Помимо Москвы, демонстрации общества «Долой стыд» проходили ещё в нескольких городах, в том числе Харькове, Саратове и Севастополе. Бельгийский консул в России Жозеф Дуйе вспоминал: «В 1925 году при покровительстве советского правительства образовалось общество «Долой стыд!». Члены этого общества обязались отказаться от одежды и ходить голыми. Для пропаганды некоторые члены этого эксцентричного общества были посланы в поездки: в Харьков, Ростов, Минеральные Воды и т. д. Я видел их в костюме Адама и Евы в Ростове». Первое время растерянная милиция не знала, как поступать со столь необычными нарушителями порядка…
И вот, наконец, появились печатные разъяснения наркома Семашко. «Подобное поведение необходимо самым категорическим образом осудить со всех точек зрения, – заявил он. – Во-первых… жестоко ошибаются, когда думают, что если ходить голым, отрастить волосы и ногти, то это будет самая настоящая «революционность»… Во-вторых, путешествие по Москве в голом виде совершенно недопустимо с гигиенической точки зрения. Нельзя подставлять своё тело под пыль, дождь и грязь… Улицы Москвы – не берег Чёрного моря… В-третьих, очень спорно, содействует ли это дикое новшество нравственности. Мы протестуем против «голых танцев» и не можем не протестовать против этого новшества. В тот момент, в который мы живём, когда ещё не изжиты капиталистические уродства, как проституция, хулиганство, обнажение содействует не нравственности, а безнравственности… Поэтому я считаю абсолютно необходимым немедленно прекратить это безобразие, если нужно, то репрессивными мерами».
После этого общий ветер переменился – журналы стали печатать ехидные шутки вроде таких – покупательница в магазине возмущается:
– Как вам не стыдно так обвешивать?!
– Я, гражданка, член Общества «Долой Стыд».
Сатирик Евгений Петров высмеял нудиста-недотёпу, устраивающего демонстрацию, в хлёстком фельетоне «Идейный Никудыкин» (текст приводится ниже).
Впрочем, сатирики позволяли себе посмеиваться и над самим наркомом и его борьбой с натуристами.
Карикатура на наркома здравоохранения Семашко в связи с его борьбой с обществом «Долой стыд!». 1925 год
Впрочем, даже суровая отповедь наркома оставляла некоторую лазейку: если Москва – не берег Чёрного моря, то, значит, на берегу Чёрного моря демонстрации натуристов всё-таки возможны? Однако уже 26 августа 1924 года власти города Алушты приняли постановление, которым запретили «не вызванное гигиеническими потребностями публичное и откровенное обнажение тела, а также всякого рода безнравственные демонстрации» и «публичное проявление интимно-половых отношений». Журнал «Крокодил» по этому поводу иронизировал: «Эх, кончилось счастье людское. Крышка: больше публично не станут проявлять интимно-половых отношений. Хватит, голубчики».
Любопытно, что Варламу Шаламову, в общем, симпатизировавшему обществу «Долой стыд» как одному из проявлений революционной свободы 20-х годов, реакция наркома Семашко показалась довольно мягкой: «Никаких громов и молний Семашко не метал. Главный аргумент против поведения членов общества «Долой стыд», по мнению Семашко, был «неподходящий климат, слишком низкая температура Москвы, грозящая здоровью населения — если оно увлечётся идеями общества «Долой стыд». О хулиганстве тут и речи не было».
В целом же демонстрации натуристов 1924 года в СССР вовсе не были чем-то курьёзным и случайным, несвойственным эпохе. Скорее, наоборот, они были только «верхушкой айсберга» тех перемен, которые революция внесла в социально-бытовую и половую сферу жизни общества. Хотя после 1924 года нудизм в СССР и был вытеснен в сферу семейного отдыха, но и здесь его массовость производила в те годы на иностранцев неизгладимое впечатление. Лауреат Пулитцеровской премии Х. Р. Кникерборгер описал свое путешествие в 1931 году по берегам Москвы-реки. Он оказался гостем настоящей фантастической «страны нудистов». Вот его наблюдения: «Тысячи мужчин и женщин, девочек и мальчиков, дети на руках, бабушки и дедушки играют в игры, едят провизию, обычную для пикника, купаются в реке или просто принимают воздушные ванны, греясь на солнце… Большинство участников пикника, юных атлетов и более старших людей – полностью обнажены… Группа юношей соревнуется в прыжках в длину. Полусотня их находится в яме для прыжков, либо ожидает своей очереди. Все они раздеты. Среди них нет девушек, но вскоре полдюжины девушек в легких летних платьях, проходя мимо, останавливаются, чтобы понаблюдать за прыжками… На другой стороне группа девушек играет в ручной мяч. Они обнажены… Ниже, в реке, несколько сотен женщин всех возрастов плавают, плещутся или просто беседуют, стоя по колено в воде. Никто не обращает на них особого внимания».
Из своих наблюдений гость делал такой любопытный вывод, который позволяет лучше понять социальную и политическую сторону советского натуризма 20-х годов: «Снимание одежды – наиболее радикальное уравнительное действие, которое может быть предпринято человечеством… При обнажённости классовые различия исчезают. Рабочие, крестьяне, конторские работники становятся вдруг просто людьми. Это, в краткой форме, излагает… главную цель советских революционеров. Вот почему… этим летом в Советском Союзе, на каждой его реке, на берегах всех его озер и морей, буквально миллионы мужчин и женщин плавали и загорали под солнцем без одежды, естественно, как будто по-другому не могло и быть…».
Как известно, помимо натуристов, в СССР в 20-е годы существовало родственное им «антигалстучное» движение среди молодёжи. Не заходя так далеко в своих лозунгах, как натуристы, «антигалстучники» выступали против «буржуйских» предметов одежды (вроде галстуков, шляп и т.д.), и тоже требовали «радикальных уравнительных действий» в одежде и быту. Натуристы, как это ни забавно прозвучит, по сути были наиболее крайним и последовательным течением «антигалстучников»…
И после 1924 года натуризм не только оставался широко распространённым явлением в СССР, но и оценивался в советской печати скорее со знаком плюс. Делегации советских нудистов в 20-е годы были самыми многочисленными на международных нудистских конференциях. На основе нудизма развивался и массовый детский отдых – в пионерском лагере «Артек» все дети купались без одежды (что подтверждает архивная киносъёмка). Детский журнал «Мурзилка» помещал фотографии ребят, которые в жаркий день «жарятся на солнце» безо всякой одежды. Здесь же печаталось и шутливое письмо Карла Маркса к маленькой дочери, где классик писал: «Я не любитель стеснений и терпеть не могу жаркой и душной английской атмосферы, – поэтому не удивляйтесь, если увидите меня в одежде вроде той, что носил праотец Адам. Надеюсь, что ваши гости сами в таком же роде».
Печать тех лет проявляла весьма сочувственное отношение к «здоровой наготе». На рисунке К. Елисеева в 1925 году пожилой человек, закутанный в пальто и шарф, с грустью смотрел на идущего по улице босоногого мальчишку в одних трусах: «Счастливая молодежь! У меня в детстве кожа подвергалась благотворному действию воздуха только тогда, когда меня раздевали для порки…».
На карикатуре из журнала «Ворон» (в 1924 году) по улице идёт команда футболистов, одетых только в трусики. Вслед брезгливо смотрят декольтированные нэпманши:
– Фи, Пьер! – говорит одна своему спутнику. – Как им не стыдно ходить полураздетыми среди белого дня по улице?
На другом рисунке вслед босоногому физкультурнику недоумённо смотрит тоже босой «святой старец»:
– Батюшки! – восклицает он. – Советский святой, что ли?
Газеты продолжали едко высмеивать «ханжество» в области одежды. Например, в 1939 году журнал «Крокодил» в рубрике «Музей глупости» помещал такое сообщение: «В Париже известный оперный певец был приговорён судом к 50 франкам штрафа за то, что, с его разрешения, и даже по его прямому приказу его дочь выкупалась в Сене без купального костюма. С другой стороны, судья не нашёл возможным наложить взыскание на неё самоё, ввиду её возраста: ей… четыре года».
Обложка советского детского журнала «Мурзилка». 1928 год
Другая заметка с той же страницы: «Президент Флоридского университета (США) Мэрфи… сказал: «Декольтированные платья, закатанные чулки и короткие юбки являются порождением дьявола и приведут современное и будущее поколение к хаосу и разрушению!».
В бытовом отношении к нудизму перемены наметились позже, в 40-е годы. В это время советские журналы и газеты стали сообщать о деятельности западных нудистов уже в совершенно ином тоне. Заметка «Бред сумасшедших» из печати 1948 года: «Конференция американского движения нюдистов, выступающих за то, чтобы все люди ходили голыми, приняла решение о том, что нюдисты могли бы «содействовать делу достижения мира во всём мире». Конференция предложила, чтобы солдаты армий всего мира сражались без военной формы, голые, — тогда никаких военных действий не произойдёт, так как «солдаты не смогут определить, где же их враг и где свои солдаты».
Оценивая общественные перемены в СССР 20-40-х годов, можно сделать вывод: победа над нудистами 1924 года стала одной из первых ласточек советского «термидора». Следующей вехой, уже в конце 20-х годов, стала такая же победа над «антигалстучниками»… Ну, а окончательный поворот в этом отношении закрепился уже в 40-е годы, с триумфальным возвращением не только галстуков, но и мужских шляп, дамских шляпок и вуалей… всего того, что казалось безвозвратно ушедшим в годы революции.
Примечание: На основном плакате к статье — Карикатура Ка-Фр’а «Голая пропаганда» (фрагмент) на общество «Долой стыд!» (1924 год).
Литературная иллюстрация.
Фельетон Евгения Петрова «Идейный Никудыкин»
«Вася Никудыкин ударил себя по впалой груди кулаком и сказал:
— К черту стыд, который мешает нам установить истинное равенство полов!.. Долой штаны и долой юбки!.. К черту тряпки, прикрывающие самое прекрасное, самое изящное, что есть на свете, — человеческое тело!.. Мы все выйдем на улицы и площади без этих постыдных одежд!.. Мы будем останавливать прохожих и говорить им: «Прохожие, вы должны последовать нашему примеру! Вы должны оголиться!» Итак, долой стыд!.. Уррррра!..
— И все это ты врешь, Никудыкин. Никуда ты не пойдешь. И штанов ты, Никудыкин, не снимешь, — сказал один из восторженных почитателей.
— Кто? Я не сниму штанов? — спросил Никудыкин упавшим голосом.
— Именно ты. Не снимешь штанов.
— И не выйду голым?
— И не выйдешь голым.
Никудыкин побледнел, но отступление было отрезано.
— И пойду, — пробормотал он уныло, — и пойду…
Прикрывая рукой большой синий чирий на боку, Никудыкин тяжело вздохнул и вышел на улицу.
Накрапывал колючий дождик.
Корчась от холода и переминаясь кривыми волосатыми ногами, Никудыкин стал пробираться к центру. Прохожие подозрительно косились на сгорбленную лиловую фигуру Никудыкина и торопились по своим делам.
«Ничего, — думал отважный Никудыкин, лязгая зубами, — н… н… иче-го… погодите, голубчики, вот влезу в трамвай и сделаю демонстрацию! Посмотрим, что вы тогда запоете, жалкие людишки в штанах!..»
Никудыкин влез в трамвай.
— Возьмите билет, гражданин, — сказал строгий кондуктор.
Никудыкин машинально полез рукой туда, где у людей бывают карманы, наткнулся на чирий и подумал: «Сделаю демонстрацию».
— Долой, это самое… — пролепетал он, — штаны и юбки!
— Гражданин, не задерживайте вагон! Сойдите!
— Долой тряпки, прикрывающие самое прекрасное, что есть на свете, — человеческое тело! — отважно сказал Никудыкин.
— Это чёрт знает что! — возмутились пассажиры. — Возьмите билет или убирайтесь отсюда!
«Слепые люди, — подумал Никудыкин, отступая к задней площадке, — они даже не замечают, что я голый».
— Я голый и этим горжусь, — сказал он, криво улыбаясь.
— Нет, это какое-то невиданное нахальство! — зашумели пассажиры. — Этот фрукт уже пять минут задерживает вагон! Кондуктор, примите меры!
И кондуктор принял меры.
Очутившись на мостовой, Никудыкин потёр ушибленное колено и поплёлся на Театральную площадь.
«Теперь нужно сделать большую демонстрацию, — подумал он. — Стану посредине площади и скажу речь. Или лучше остановлю прохожего и скажу ему: прохожий, вы должны оголиться».
Кожа Никудыкина, успевшая во время путешествия переменить все цвета радуги, была похожа на зеленый шагреневый портфель. Челюсти от холода отбивали чечётку. Руки и ноги скрючились.
Никудыкин схватил пожилого гражданина за полу пальто.
— П…п… прохожий… вввввв… долой… ввввв… штаны… вввввв…
Прохожий деловито сунул в никудыкинскую ладонь новенький, блестящий гривенник и строго сказал:
— Работать надо, молодой человек, а не груши околачивать! Тогда и штаны будут. Так-то.
— Да ведь я же принципиально голый, — пролепетал Никудыкин, рыдая. — Голый ведь я… Оголитесь, гражданин, и вы… Не скрывайте свою красо…
— А ты, братец, работай и не будешь голый! — нравоучительно сказал прохожий.
Никудыкин посмотрел на гривенник и заплакал. Ночевал он в милиции.»
(1924)