Метка: экология

Ещё через сутки это значение поднялось до 826 ppm. «Но уровень кислорода в атмосфере падал быстрее, чем рос уровень углекислого газа, и это было довольно неожиданно, потому что в тестовом модуле мы наблюдали их согласованное изменение», — вспоминала Джейн Пойнтер. Команда культивировала растения, чтобы «запереть» в них углекислый газ, и пыталась понять, куда пропадает кислород, но безуспешно. «Мы словно играли в атомарные прятки, — рассказывала Джейн, — Мы потеряли семь тонн кислорода и понятия не имели, куда они делись».

Так Biosphere 2 выглядит в наши дни. Источник: Аризонский университет

Через год и четыре месяца обитатели «Биосферы 2» начали испытывать кислородное голодание. Уровень углекислого газа под куполом был в 12 раз выше, чем снаружи. Атмосфера стала разрежённой — как в горах на высоте 5000 метров. Членов команды беспокоила сонливость, заторможенность и затруднённое дыхание. В конце концов кислород внутрь купола пришлось закачивать искусственно.

Расследовать пропажу драгоценного O₂ пригласили профессора Колумбийского университета Уоллеса Смита Брокера (Wallace Smith Broecker), знаменитого геохимика и автора термина «глобальное потепление». Ему предстояло найти виновника среди 3800 видов живых существ «Биосферы 2».

В популярном фантастическом романе «Марсианин» есть такой эпизод: герой не решается полностью перекрыть кислород в жилом модуле, где выращивает картофель, несмотря на риск взрыва. «Почва плодородна лишь благодаря размножающимся в ней бактериям. Если я избавлюсь от кислорода, бактерии погибнут», — объясняет он. Анаэробные микроорганизмы без потерь пережили бы такой поворот, но почве действительно необходим O₂. Она «дышит», благодаря бактериям, которые потребляют кислород и выделяют углекислый газ. Именно почвенное дыхание чуть не убило биосфереан. Перед стартом проекта в грунт «Биосферы 2» от души добавили удобрений — в буквальном смысле, на сто лет вперёд. Бактерии устроили пир и принялись выделять углекислый газ с огромной скоростью — в два раза быстрее, чем растения производили кислород. Процессу фотосинтеза мешали стеклянные окна комплекса — они пропускали только 45% окружающего света. А углекислый газ, который должен был возвращаться растениям, вступал в реакцию с бетонными стенами и превращался в карбонат кальция и воду.

Слишком много удобрений, тусклые окна, стены из «неправильного» материала — этого достаточно, чтобы люди задыхались, и судорожное разведение растений не спасло положение. Журналисты часто называют леса «лёгкими планеты», но опыт «Биосферы 2» показывает, что не всё так просто. Растения дышат так же, как остальные живые существа — потребляют кислород и выделяют углекислый газ. Днём параллельно идёт процесс фотосинтеза, но по ночам, когда солнечного света нет, они расходуют накопленный O₂. Растения производят в несколько раз больше кислорода, чем потребляют, но это не значит, что леса — огромные зелёные кислородные бассейны. Пока одни деревья растут и запасают O₂, другие гниют и высвобождают углекислый газ.

Несколько лет назад читатель журнала Nature задал вопрос в рубрике «Спроси работника службы охраны природы»: когда выделится больше CO₂ — если сжечь гнилое дерево или если позволить ему разлагаться? Он получил неожиданный ответ: при горении и гниении выделяется одинаковое количество углекислого газа. Но если хочется жечь костры, выброс CO₂ можно уменьшить. Древесный уголь, который образуется, когда хворост не догорел до конца, содержит 50—95% углерода. Если раскрошить его на землю, он не будет гнить и сохранится в почве на тысячи лет. В естественных условиях, при гниении, в атмосферу возвращается весь накопленный растением CO₂.

«Лёгкими планеты» чаще всего называют тропические дождевые леса. Там деревья гниют очень быстро. Возможно, в тропиках кислород уравнивается углекислым газом, и экосистема вообще не добавляет атмосфере никакого дополнительного O₂. Это подтверждает исследование 2002 года: учёные измерили выброс углекислого газа в топях и реках Амазонских лесов и пришли к выводу, что заболоченные участки тропиков выделяют столько же CO₂, сколько впитывают сухие. Однако дождевой тропический лес — слишком обширная и сложная экосистема, чтобы её могла «посчитать» одна группа учёных. К тому же разные методы исследования дают разные результаты. Глобальные оценки обмена углекислым газом в системе океан-атмосфера показывают, что дождевые леса выделяют столько же или больше углерода, чем впитывают. Локальные полевые исследования на суше — что всё наоборот.

Амазонский тропический лес. Автор фото: Neil Palmer.

 

Уоллес Брокер — тот самый знаменитый геохимик — уверен, что кислород не закончится, даже если дождевые леса исчезнут:

«Одно из самых распространённых предостережений о будущем планеты — что, вырубая тропические леса, мы подвергаем риску наши запасы кислорода. Существует много причин, по которым дефорестация должна попасть в топ списка экологических грехов, но, к счастью, с запасами кислорода всё в порядке. Проще говоря, наша атмосфера обеспечена таким огромным запасом этого газа, что даже если мы сожжём все запасы ископаемого топлива, все деревья и всю органику почвы, мы израсходуем только несколько процентов доступного кислорода. […] Более того, земные леса не играют ведущей роли в сохранении кислородного запаса, потому что они потребляют его столько же, сколько производят. В тропиках муравьи, термиты, бактерии и грибы съедают практически весь фотосинтезированный O2».

По мнению Брокера, кислородный запас практически неисчерпаем. Среди учёных нет согласия на этот счёт: одни поддерживают профессора, другие опровергают. По разным оценкам, O₂ кончится через сотни, тысячи или даже миллиарды лет. Так что если тропические леса полностью вырубят, человечество не задохнётся ещё очень долго.

Это не повод браться за топор. Деревья выполняют важную функцию, которая интересует учёных даже больше, чем способность к фотосинтезу. Они связывают углекислый газ. Растения используют CO₂ и солнечный свет, чтобы производить крахмал, глюкозу, целлюлозу и другие углеводы. Глюкоза помогает растениям дышать, а из целлюлозы получаются прочные клеточные оболочки — так деревья превращаются в хранилища газа. Учёные надеются, что это свойство поможет в борьбе с изменением климата. Они готовы сделать многое для того, чтобы CO₂ навсегда оседал в растениях и не возвращался обратно. Например, Нин Цзэн (Ning Zeng), климатолог из университета Мэриленда, предложил собирать старую древесину и зарывать её в землю, где она не сможет гнить. Таким образом можно предотвратить выброс огромного количества CO₂ в атмосферу. Это довольно трудоёмкий метод, но Цзэн уверен, что осуществимый. Вот только планам учёных мешает вырубка лесов. Дефорестация не только сокращает площадь «складов CO₂», но и сама по себе приводит к выделению углекислого газа в атмосферу: когда дерево рубят или сжигают, оно отдаёт накопленный углерод. 12—15% антропогенных выбросов CO₂ в атмосферу — следствие уничтожения лесов.

Наземные растения производят только половину земного кислорода. Другую половину поставляют одноклеточные водоросли и цианобактерии — фитопланктон. Благодаря хлорофиллу водные микроорганизмы не слишком отличаются от наземных собратьев: они так же получают питательные вещества из углекислого газа и солнечного света. CO₂ планктон «запирает» в собственном теле. Если одноклеточная водоросль разлагается или попадается хищнику, углерод остаётся в приповерхностных водах. Когда фитопланктон мирно тонет, он уносит углерод на дно — так микроорганизмы хоронят 10 гигатонн углерода ежегодно.

«Больше планктона» не значит «больше кислорода». Если в воде слишком много питательных веществ, фитопланктон начинает быстро размножаться, и вода «зацветает». Цветение длится от нескольких недель до нескольких месяцев, но отдельные микроорганизмы редко живут дольше пары дней. Когда они умирают и опускаются на дно, за дело принимаются бактерии. Процесс разложения множества планктонных организмов расходует слишком много кислорода, и водные животные начинают задыхаться. Они покидают опасное место или умирают — так в океанах и озёрах появляются «мёртвые зоны».

Некоторые виды фитопланктона содержат пигменты — от красного до коричневого. Цветение таких организмов называют «красным приливом».
На фото: цветение Lingulodinium polyedrum у берегов Сан-Диего. Источник: Flickr.

Фитопланктон не всегда безобиден, зато неприхотливые микроскопические водоросли могут размножаться там, где ни одно земное растение не выжило бы. Компания Techshot, в сотрудничестве с НАСА, разрабатывает способ производства кислорода на Марсе, с помощью марсианской почвы. Учёные собираются доставить на красную планету сине-зелёные водоросли (цианобактерии). «Это реальная возможность поддержать миссию на Марс и обеспечить её кислородом без необходимости доставлять тяжёлые канистры с газом, — объясняет главный научный сотрудник Techshot Юджин Боуленд (Eugene Boland), — Давайте пошлём микробов и позволим им сделать за нас тяжёлую работу».

К низким температурам и давлению лучше всего приспособится фитопланктон из Антарктики. Сейчас исследователи отбирают подходящие организмы и проверяют их в камере, симулирующей марсианские условия: они хотят выяснить, сможет ли планктон выжить и вырабатывать кислород. Если испытания пройдут успешно, на Красную планету вместе с марсоходом отправят экспериментальную установку. Она прибудет на участок, где есть жидкая вода, внедрится в грунт, наберёт в герметичный контейнер почвы и выпустит туда земные бактерии. Специальный сенсор обнаружит продукты метаболизма (например, кислород) или их отсутствие, и установка сообщит об этом на Землю через спутник связи на орбите Марса.

Тестовая камера в «марсианской комнате» компании Techshot Inc. Источник: NASA.

Если проект Techshot и НАСА увенчается успехом, в будущем людям удастся изменить марсианскую атмосферу и подстроить её «под себя» — а там и до колонизации недалеко. Но сначала придётся разобраться, как воссоздать подходящие земные экосистемы, не нарушив тонкого баланса. Понять, как на родной планете устроен углеродный и кислородный баланс в разных типах лесов, разобраться в тонкостях работы почвенного дыхания и узнать, как все компоненты системы взаимодействуют друг с другом. Потому что в реальности всё гораздо сложнее, чем в статьях про «лёгкие планеты».

Автор — Юлия Коровски

 

С времён тридцати-сорокалетней давности прошло тридцать-сорок лет. Однако аргументы вышеупомянутых разумных людей, видимо, оказались столь сильны, что многие их повторяют и по сей день, пребывая в полной уверенности, что если когда-то, например, компьютеры стоили столь дорого, что позволить себе их могли только особо крутые НИИ особо крутых стран, то так будет всегда, а потому персональных компьютеров в массовом употреблении просто не может быть.

Так вот, за эти тридцать-сорок лет солнечная электроэнергия подешевела примерно в 50 раз, а если сравнивать с 1977-м — в 250 раз (с $76 до $0,3 за ватт).

Тут, конечно, следует учесть и инфляцию тоже, но даже без её учёта масштабы впечатляют.

Для ветряной энергией соотношение менее впечатляющее (в первую очередь, потому, что она и изначально была менее дорогой), но оно тоже весьма заметно.

Причём в эту цену входит не только непосредственно производство и содержание, но и стоимость постройки сооружений и оборудования, включая, разумеется, прибыль производителей.

То же, что «производство солнечной электростанции по расходу энергии равно тому, что она за всё своё существование выработает» — байка. В основном основанная на вере людей в тезис «далёкие предки всегда умнее потомков»: типа, «они, вот, строили угольные электростанции, а солнечных почти не строили, поэтому угольные однозначно круче».

Конечно, чёрный пиар лоббистов нефтяной и угольной промышленности тоже вносит некоторый вклад. Но он тут не основное — в общемировых масштабах пиар-то довольно вялый (хотя в отечественных СМИ он ощутимо сильнее).

Основное тут — ошибочная экстраполяция некоторого состояния на всё будущее человечества. Первые солнечные электростанции, разумеется, были экспериментальными. Технология всё ещё не отработана. Производство их компонент всё ещё штучное, а не серийное. Смежные технологии всё ещё пятидесятилетней от нас давности. Да и сами станции строятся в первую очередь для эксперимента и отработки технологий, а не для коммерческой прибыли. Потому, да, там может так выйти, что её постройка не окупится никогда.

Однако сегодня солнечная батарея или ветряк при производстве потребляют настолько ничтожную часть от своей будущей выработки, что считать это препятствием для внедрения средств производства возобновляемой энергии столь же осмыслено, сколь утверждать, что не надо строить кирпичный завод, поскольку на его постройку тоже будут потрачены кирпичи, а раз так, то «он никогда не окупится».

Все эти источники электроэнергии, разумеется, уже относительно давно окупаются. Поскольку производство их составных частей сильно подешевело, а их КПД сильно возрос.

Для солнечной и ветряной энергии существовал ещё ряд дополнительных проблем. Дело в том, что солнечная энергия, внезапно, вырабатывается только когда светит солнце, а ветряная — когда дует ветер. Но вот электричество люди хотят потреблять и в другие моменты тоже.

Аналогичное верно и для тепловых электростанций: они тоже вырабатывают электричество только тогда, когда там что-то сгорает в адских топках. Однако подбрасывать в них «дровишки» можно по мере надобности, а вот заставлять солнце по мере надобности светить, люди пока что не научились.

Для первых экземпляров электростанций на ветрах и солнечном свете это было заметной проблемой.

Во-первых, они — по причине своей экспериментальности — не всегда были включены в единую сеть. Во-вторых, аккумуляторы в те времена тоже были существенно хуже, чем нынешние.

Сейчас электростанции зачастую увязаны в единую сеть, охватывающую весьма большие территории (одним из пионеров построения таких сетей, кстати, был СССР), а потому могут «подстраховывать» друг друга.

Мало того, в единую сеть увязываются и локальные источники возобновляемой энергии тоже. В некоторых странах, в частности, разрешено запускать лишнюю энергию от солнечных батарей, стоящих у тебя на крыше или на огороде, обратно в общую сеть и даже получать за это деньги.

Одновременно с тем, благодаря совершенствованию аккумуляторов, локальную энергию стало можно относительно эффективно запасать. Из-за чего теперь вполне можно делать дома на энергетическом самообеспечении.

Между делом стоит отметить, что давно уже есть способ запасания электроэнергии в весьма оригинальной форме: её излишек можно тратить на закачивание воды на высоту в водохранилище, а при недостатке — сливать эту воду, крутя ей турбины.

Данный способ — не ноу-хау, его придумали ещё в середине двадцатого века. Однако его до сих пор вполне можно использовать.

Мало того, экстраполяция потребления энергии на произвольный срок в будущее — тоже ложная. Нельзя просто взять и продлить имеющуюся кривую на бесконечность: очень во многих процессах бывает, например, эффект «насыщения». А в других процессах может начаться даже спад.

В интересующем нас процессе причины для возможного спада очевидны: КПД всевозможных девайсов тоже меняется с ростом технологий.

Например, сейчас в ходу энергосберегающие лампочки, которые потребляют в 10—30 раз меньше энергии, чем лампы накаливания. Но — для нас важно — светят они столь же ярко.

Спад потребления энергии — это не обязательно ограничение себя во всём. Это, в том числе, более эффективное использование имеющегося. Уровень благосостояния может расти и при падении фактических затрат: просто потому, что КПД растёт, и всё меньшая часть идёт на выброс, как побочный продукт.

Лампы накаливания, например, просто сильнее грели воздух, нежели энергосберегающие. Они не «лучше светили», они «сильнее грели».

Примерно так же вели себя компьютеры шестидесятых: они работали сильно медленнее современных, но потребляли больше энергии и были дороже в производстве.

Что интересно, даже процессы, ассоциирующиеся с как бы «неустранимо большими затратами энергии», тоже демонстрируют рост КПД — то есть уменьшение требуемого количества энергии на один и тот же конечный результат.

Скажем, выплавка металла «методом предков» — на дровяной энергии, гораздо более энергетически затратна, нежели в современной, например, индукционной печи. Да и даже сами «современные печи» с девятнадцатого века успели изрядно поменяться в плане энергопотребления.

Иными словами, рост КПД вполне может не просто остановить рост энергопотребления, но даже привести к его снижению при продолжающемся росте благосостояния.

В общем, всё поменялось. Мобилка — это уже не признак принадлежности к богатым. Офигенно мощный по меркам 1960-го года комп уже можно носить в кармане, купив его за тридцать баксов на развале. Мы уже можем вообразить себе задачи, для которых 640 килобайт памяти не хватает. И керосиновые лампы уже не вершина технологии.

Те аргументы, которые совершенно точно были верны в 1980-х, вполне могут перестать быть верными в 2018 м. Просто потому, что прогресс-то идёт.

Впрочем, всё ещё можно услышать, будто бы основным доказательством несостоятельности возобновляемых источников энергии является то, что «лишь малая доля электроэнергии производится таким способом».

Однако, друзья мои, когда в Англии строили доменные печи, лишь малая часть металла выплавлялась таким способом. Очень многие народы мира в те времена продолжали выплавлять металл в сыродутных печах, некоторые другие — вообще строго на костре (железо так обработать не получится, но медь — можно), а ещё более некоторые, так и вообще не умели выплавлять металл совсем.

Технологии, внезапно, всегда сначала внедряются в первую очередь в технологически развитых государствах.

Ровно так происходит и сейчас: возобновляемая энергия составляет малую часть потребляемой всем миром энергии, однако в мире далеко не все страны одинаково развиты, а потому не все могут резко начать производить сложные штуки с переднего края технологий.

При этом доля-то такой энергии весьма быстро растёт. Даже в общемировом потреблении.

С двухтысячного года производство ветряной энергии выросло в 30 раз, а солнечной — в 300.

Однако если сделать выборку наиболее развитых стран, то там расклады ещё круче.

Германия, например, сейчас вышла на 37% потребления электричества, полученного из возобновляемых источников, — с 3,4% в 1990-м. И, судя по всему, перевалит за 40% уже к 2020-му.

Ну ладно, Германия, как и США, где тоже доля возобновляемой энергии стремительно растёт, это «проклятые империалисты, которые угнетают весь мир и за счёт этого живут». Наверняка у них это потому, что они с жиру бесятся.

Но как быть с тем, что страна, в которой количество источников возобновляемой энергии растёт быстрее всего и одновременно с тем самые большие в мире инвестиции в эту область, это Китай? Эти тоже типа всех угнетают и бесятся с жиру?

Ведь есть более вероятное объяснение столь сильного напора на «невозможность перехода» со стороны, например, российских официальных СМИ: в экспорте РФ доля от продажи нефти, газа и их производных — порядка 64%.

А потому кое-кому выгодно делать вид, что так будет всегда. Всегда будут нужны нефть и газ. Можно ничего не менять, поскольку ничего изменить всё равно невозможно. Всё путём.

Но на практике все эти «вся Германия без РФ нахрен замёрзнет или хотя бы будет сидеть без света» или «Китаю без нас никуда» — блеф. Приятный сердцу «российского патриота», а потому с большой радостью — под соусом «трезвого взгляда на устройство мироздания» — ими потребляемый и распространяемый, но всё-таки блеф.

Положение вещей стремительно меняется и, вообще говоря, уже заметно поменялось.

Прототип «робобрюк», разработанный японскими специалистами.

Разработка поддерживает поясницу и ноги своего носителя. Но, в отличие от громоздких экзоскелетов, периодически появляющихся на рынке, прототип от Panasonic гораздо легче и эргономичнее — за счёт использования особой ленточной конструкции. Он весит всего 3,5 кг, легко надевается и крепится на теле без посторонней помощи. Встроенные сенсоры фиксируют движения, которые человек совершает во время ходьбы, прогнозируют ритм походки и повторяют их, поддерживая конечности с помощью мотора и гибких лент.

В создании прототипа участвовал доктор Масахико Сумитани (яп. 隅谷雅彦, англ. Masahiko Sumitani) из больницы Токийского университета (яп. 東大病院, англ. The University of Tokyo Hospital), изучавший воздействие устройства на двигательную активность мышц. Финансирование предоставило Японское агентство медицинских исследований и разработок (яп. 日本医療研究開発機構, англ. Japan Agency for Medical Research and Development).

Разработчики рассчитывают, что «робокостюм» пригодится не только лицам с ограниченной двигательной активностью при поражении опорно-двигательной системы (в том числе для восстановления способности к самостоятельному хождению). Он также позволит предупреждать развитие некоторых возрастных заболеваний. Относительно здоровые пожилые люди смогут использовать его для лёгких упражнений, например, для ходьбы и хайкинга. Последнее было продемонстрировано в ходе эксперимента, организованного профильными подразделениями Panasonic, специализирующимися на решениях для Олимпийских и Паралимпийских игр.

В 2018—2019 гг. ATOUN и Panasonic продолжат разработку экзоскелетов/«роботизированной одежды» и тестирование такого рода устройств для последующего вывода их на рынок. HIMICO планируется коммерциализировать под названием «Робокостюм ATOUN MODEL H».

Подготовка материала — Анна Керман

Город Карабаш Челябинской области

На начальном этапе исследования ученые УрФУ озаботились идеей вывести растения, которые были бы устойчивы к повышенному содержанию меди в почве. Для экспериментов был выбран клевер ползучий (Trifolium repens L.). При помощи клеточной селекции ученые планируют вывести растения-гипераккумуляторы, способные накапливать в своем организме тяжелые металлы в очень большой концентрации – в два-три раза превышающей нормальные значения. Однако, использование растений для очистки почв натолкнулось на серьезное препятствие. После того, как растение накопит в себе критическую концентрацию загрязняющих веществ, рост растения замедляется, листья погибают, а затем отмирает и корневая система.

«Клетки растений тотипотентны, то есть любая клетка может дать начало целому организму, — это свойство позволяет нам использовать метод клеточной селекции, — поясняет доцент кафедры Александр Ермошин. — Мы берём чашку Петри с питательной средой, добавляем в неё клеточную массу клевера и ионы меди. В подобных условиях выживают только клетки, устойчивые к этому тяжёлому металлу. За год мы получаем до двенадцати поколений клеток, каждое последующее из которых способно выдержать всё более высокую концентрацию токсичного элемента. При этом клеточная масса, содержащаяся в чашке Петри, может дать начало такому количеству растений, что они могли бы покрыть огромное поле до горизонта. Если вместо клеточной селекции мы бы использовали классическую, наше исследование затянулось бы на несколько десятилетий, и, конечно, его было бы невозможно выполнить в лаборатории».

Результаты работы впечатляют. Ученым уже удалось вырастить побег клевера, устойчивый к 200 мкмолям меди, обычное растение при такой концентрации умерло бы за несколько дней. Но пока этот «аккумулятор» меди может расти только в специальной питательной среде и в асептических условиях. В планах ученых – начать выращивать такой клевер методом горшечной культуры. Планируется постепенно добавлять в почву ионы меди и проводить анализ количества «впитанной» меди растением. Ученым хотелось бы создать такой клевер, который был бы способен поглощать медь из любого субстрата, будь то почва или отвалы рудников и шахт. Среди перспективных исследований – вопрос о том, можно ли такие гипер-аккумуляторы сжигать и применять в металлургии для вторичного извлечения металлов.

Безусловно, высадка такого клевера на загрязненные земли славного города Карабаш улучшило бы экологическую обстановку в регионе. Но хочется верить, что до массового высаживания растения ученые изучат один немаловажный момент – а что насекомые, которые будут питаться пыльцой такого клевера? Как бы не получилось – одно лечим, другое калечим…

 

Суть процесса в том, что CО2 пропускается через мембрану из соединения лантана, кальция и окиси железа, которая позволяет кислороду проникать на другую сторону, задерживая при этом окись углерода. Ее-то и предлагается превращать в топливо. Вообще, чтобы этот процесс свершился, требуется температура до 1500С. Но технология, разработанная группой из MIT, позволила снизить необходимую температуру до 900 C. Тем не менее, это все еще много, и само собой возникает вопрос, где брать энергию для ее выработки? Группа предлагает воспользоваться солнечной энергией или теплоотходов с электростанций или других источников.

Эта новость хороша не только топливными перспективами. Улавливание и хранение углерода поможет в борьбе с глобальным потеплением и может стать еще одним важным шагом на  пути к чистой окружающей среде.

Верхняя часть Эвереста находится в так называемой «зоне смерти». Этим термином обозначают высоту от 8000 метров над уровнем моря, а также высоты, на которых атмосферное давление ниже 35,6 кПа (267 мм рт. ст.) и уровень кислорода в воздухе недостаточен для поддержания жизни человека. В «зоне смерти» кислород расходуется организмом быстрее, чем восполняется через дыхание. Акклиматизироваться здесь невозможно. Продолжительное пребывание без кислородной маски ведёт к расстройствам различных функций организма, потере сознания и смерти. Сейчас в этой зоне находятся тела примерно 280 человек. Причём точных цифр никто не может указать, ибо есть смельчаки, которые не регистрируются на маршруте. Тела погибших так и лежат на маршрутах неубранными из-за трудностей, связанных с их спуском на землю для погребения. Российские альпинисты выступили с предложением организовать специальную экспедицию, задачей которой будет заключение тел в специальные тканевые капсулы. Ткань будет крепиться вокруг тел ледорубами.

Другой проблемой является превращение Эвереста в высокогорную свалку. Ассоциация альпинизма Непала бьёт тревогу: покорители вершины оставляют после себя горы мусора. Это же касается и отходов жизнедеятельности человека. Эколог Джон Кедровски сообщает:

«Большую часть времени, когда температура стоит ниже нуля градусов по Цельсию, или тридцати двух по Фаренгейту, мусор находится в замороженном состоянии. Но с наступлением мая температура поднимается и всё начинает таять. К тому же количество отходов всё время увеличивается. Вкупе эти два фактора уже могут создать угрозу для здоровья людей».

Чтобы стимулировать туристов убирать за собой мусор, было принято решение брать депозит в размере 4 тысяч долларов, который возвращается только в том случае, если альпинисты приносят свой мусор обратно.