Сделаю еще одно отступление, связанное с тем, что вышел довольно интересный материал. А именно – пост Яны Завацкой , посвященный связи пресловутой сексуальной привлекательности и рыночной экономики. Разумеется, для подавляющего числа читателей Завацкой пост показался крайне спорным – хотя на самом деле он крайне осторожный, просто указанная тема в нем поднимается в довольно необычном ракурсе. Но именно этот момент и делает данный пост интересным – настолько, что имеет смысл рассмотреть его поподробнее.
Однако начнем это делать так же с немного неожиданной стороны. Сделаем, так сказать, отступление в отступлении. И, прежде всего вспомним такое понятие, как «сексуальная революция». Впрочем, нет – вспоминать его нет смысла, поскольку «сексуальную революцию» никто пока не забыл. Скорее наоборот –в том смысле, что, наверное, нет другой революции, которая была бы столь популярна в настоящее время. Даже Великая Французская вместе с Великой Октябрьской революцией находится далеко в тени популярности «революции» сексуальной – поскольку все эти социальные преобразования есть вещь далекая от обывателя и его миропредставления. А секс, как можно догадаться – тема довольно близкая, даже если это не афишируется. Правда, при этом представления о сути явления обычно находятся на довольно примитивном уровне: ну, типа до «революции» не было секса — за исключением «исполнения супружеских обязанностей» в миссионерской позе. А потом, напротив, стало возможно все, что угодно и с кем угодно.
На постсоветском пространстве при этом любят поминать знаменитую фразу из советско-американского телемоста: «в СССР секса нет» — в реальности касающуюся телевиденья, но то ли случайно, то ли специально обрезанную именно указанным образом. После чего обязательно следует указание на то, что сейчас тут все по другому – обычно с положительной коннотацией, хотя есть и те, кому данное положение не нравится. (И последних, как будет сказано ниже, с каждым годом все больше.) Впрочем, и те и другие обычно под словом «тут» подразумевают не весь бывший СССР – а лишь его часть. Которая в крайнем случае сводится к Москве и Петербургу – ну, а обычно охватывает РФ-Белорусию-Украину. Поскольку по отношению к тем же среднеазиатским республикам вопрос о сексуальных свободах, полученных после развала СССР, обретает несколько иную форму. Впрочем, в России так же есть регионы, в которых пресловутая «сексуальная революция» может считаться лишь разновидностью ругательства. И где секс без брака является нонсенсом. (А точнее, может существовать только в той форме, в которой он существовал до некоторого исторического периода – но об этом так же будет сказано несколько дальше.)
Собственно, уже после этого можно понять, что с победой «сексуальной революции» в современном мире все не сказать, чтобы однозначно. (Даже по отношению к постсоветскому пространству.) Если же расширить рассматриваемый «ареал», то можно увидеть так же довольно интересные вещи. Скажем, не так давно в интернете популярными были фотографии, показывающие быт Ирана до «Исламской революции», или Афганистана до победы сил «Демократической оппозиции». Где женщины ходят с открытыми лицами, в коротких юбках, пьют коктейли, играют в теннис, учатся в школах и вузах и вообще, ведут себя слабоотличимо от европеек. Нет, конечно, понятно, что речь тут стоит вести только о городских жительницах с относительно высоким достатком – но даже в этом случае сравнение с одетыми с хиджабы (а то и в паранджу) современными жительницами этих мест, разумеется, сильное.
А ведь в настоящее время подобная участь ждет практически весь исламский мир. В том смысле, что даже в тех странах, где еще недавно господствовали светские нормы морали, чем дальше – тем актуальнее становится возврат к средневековым представлениям. (Именно представлениям – поскольку зачастую нынешние «косплееры» переплюнули настоящие Средние Века в плане ханжества. В том смысле, что они стараются одеть женщин в покрывало даже там, где раньше допустим был только платок.) Более того – нынешняя мода на радикальный ислам оказывает свое воздействие даже в тех социумах, которые формально остаются под формальным управлением светских режимов. Можно сказать, что Ближний Восток практически поголовно «переодевается в паранджу» — какая уж тут «сексуальная революция»!
Так что не слишком ли самоуверенно говорить о том, что свобода в личных отношениях в мире победила? Или указанные территории к миру не относятся, и пресловутые мусульманские народы не могут испортить нам картину, забивая камнями неверных жен – поскольку это не совсем народы. Но так ли все просто на остальной территории мира? В том смысле, что если в свое время стало возможным снять с женщин короткие юбки и надеть на них паранджу в восточных государствах – то почему этого нельзя будет сделать во всех остальных? (Ну ладно, не паранджу – а что-то иное, более соответствующее культуре, скажем платок. Но с тем же самым смыслом.) В конце концов, это возможно даже при сохранении определенного развития, причем довольно серьезного – как это произошло после победы традиционалистов в Иране. Где не только сохранились, но даже развились передовые отрасли промышленности – такие, как автомобилестроение или ракетостроение. Разумеется, указанное не значит, что производство и проектирование современных изделий происходит под непрестанным взором аятолл – нет, иранское общество живет в крайне сложно и неоднозначно устроенном мире. Но сама возможность соседства исламских норм (пускай и в довольно специфическом виде), и передовых достижений вроде как намекает на то, что с «сексуальными свободами» дело обстоит далеко не так, как это кажется на первый взгляд.
* * *
Впрочем, самое интересное тут, разумеется не это – а то, что даже без учета прихода к власти традиционалистов ситуация со свободой сексуальных отношений в современном мире оказывается далекой от того радужного (простите) образа, который существует в общественном сознании. О чем, скажем, свидетельствует популярная сейчас тема «харрасмента», которая охватила развитые страны. Кстати, для тех, кто не помнит: нынешняя волна «харрасмента» — не первая, в начале 1990 годов западный мир уже переживал что-то подобное. Просто на постсоветском пространстве тогда творились такие страшные дела, по сравнению с которыми все указанное выглядело детским утренником – почему и не осталось в памяти. (Хотя та же знаменитая история с Биллом Клинтоном и Моникой, простите, Левински восходит так же к указанному событию.) Ну, и знаменитое отличие российского общества от западного – то самое, что «там» не уступают женщинам место в транспорте и не открывают перед ними двери – существует так же из-за указанной волны харрасмента. (В этом смысле забавны потуги «патриотов» убедить всех, что это – «фундаментальное отличие» русского народа от всех остальных. Забавны, прежде всего, потому, что пресловутая «гражданская вежливость», к которой относится указанное отношение к женщинам, была целиком «импортирована» российской элитой с Запада, и до 1990 годов была там нормой.)
Кстати, о пресловутой «радужном образе» — то есть, о том, что так любят приводить в пример сторонники идеи о необычайной «сексуальной свободе» современности. То есть, о «правах ЛГБТ» — которые нагло присвоили себе радугу, имевшую до этого иную коннотацию. Так вот, именно наличие подобного предмета – то есть неких «особых «прав» представителей нетрадиционной сексуальности –в реальности как раз показывает настоящее место этих представителей в обществе. В том смысле, что даже в самых наилиберальнейших западных странах те же гомосексуалисты могут существовать только под мощной защитой разнообразных законов. В рамках которых они проводят гей-парады, открывают свои «заведения» и вносят требования к системе образования. Это крайне важный момент, который обычно не учитывается – создавая ложное представление об указанной проблеме, как о проблеме исключительно «вопросов секса». Хотя реально тут можно увидеть проявление совершенно иных явлений – тех, что связаны с возможностью использования государственного репрессивного аппарата. (Вне которого оказывается, что даже в среде «либералов» у «однополых отношений» не слишком много сторонников.) Ну, и разумеется, указанная «сверхдемонстративность» ЛГБТ так же наталкивает на некоторые мысли – в соответствии с которыми оказывается, что «сексуальные свободы» в современном мире на самом деле сексуальными свободами вовсе не являются. А является следствием совершенно иных, гораздо менее известных – и гораздо менее приятных – вещей.
Собственно, вот тут то мы и подходим к самому важному. К тому, что переворачивает представление о «сексуальной революции» в существующем обществе на 180 градусов. Причем, не только в связи с ростом религиозного фундаментализма самого различного толка – помимо уже помянутого радикального ислама тут можно вспомнить о практически неизвестном нам радикальном индуизме. А ведь он охватывает территорию, где проживает население, превышающее числом всю Европу с США и постсоветским пространством, вместе взятые. Так вот – на этой почти неизвестной нам территории творится, по сути, «неокастовое» закабаление жителей, связанное с потерей влияние пусть бледно, но «левых» сил и активизацией правых и «черносотенных» (кстати, крайне подходящее название, хотя и исторически абсурдное) организаций. В результате чего, разумеется, и так никакая «свобода сексуальности» для местного населения становится еще меньше. (Мы, конечно, читаем, как экзотику рассказы о том, что кого-то там в Индии «поженили» с собакой или деревом – и забавно хихикаем, не представляя, какая это на самом деле трагедия в личном смысле. И какой ужас в смысле цивилизационном.)
***
Так вот – помимо описанного торжества «неотрадиционализма», которое имеет очевидный «антисексуальный» оттенок, существует еще огромное количество явлений, которые делают привычное для нас представление о «сексуальной свободе» не соответствующим действительности. Недаром – как универсальный индикатор – в современном обществе в геометрической прогрессии растет число разного рода расстройств в данной сфере, а так же в «сопряженных» с ней областях психики. Да, собственно, это не удивительно – поскольку в реальности все оказывается гораздо сложнее того, нежели в обывательских представлений, созданных щедрой телевизионной картинкой. Тем более, если учесть – как и для чего формируется эта картинка.
***
Итак, «сексуальная революция». На самом деле, данное название не слишком удачное – поскольку оно означается всего лишь один из моментов того великого изменения мира, которое произошло в XX веке. (Почему – будет сказано чуть позже.) Тем не менее, определенный смысл оно все же имеет – особенно если сравнивать с описанными в прошлой части вариантами «неотрадиционного» мира, приходящему ему на смену. Так что оставим данное определение – обозначив «сексуальной революцией» ряд изменений в обществе, приведших к «детабуизации» секса и перевода его из четко зарегулированной области в область того, что Фромм именовал «спонтанным». Последнее и является самым важным в указанной «революции» — и оно гораздо важнее разного рода «внешних» признаков указанного процесса.
Ведь, собственно, наверное не надо объяснять, что секс существовал и до середины XX века. Причем, не только в плане обеспечения деторождения – но и как важный элемент эмоционального существования личности. И гедонистический смысл сексуальной жизни был известен с глубокой древности – так что считать, что вплоть до эпохи хиппи никто не занимался «этим» ради удовольствия было бы глупым. Правда, была тут определенная тонкость, связанная с тем, что удовольствие от данного процесса чаще всего получал один участник. В основном мужчина – так что можно сказать, что в этом плане феминистки, безусловно, правы. Однако правота их сродни правоте остановленных часов, показывающих дважды в сутки верное время – в том смысле, что указанная ведущая роль мужчин в сексе была связана вовсе не с наличием Y-хромосомы и иных признаков их биологического. А с тем, что именно мужчина в течение длительного времени оказывался главным собственником.
Разумеется, разбирать – почему происходило именно так – надо отдельно. (Тут можно сказать только то, что гендерные роли тут вторичны, а первична система общественного производства.) Ну, и разумеется, добавить то, что в тех редких случаях, когда женщина добивалась высокого места в социальной иерархии, она сразу же превращалась в «потребителя» сексуальности. Подобные примеры хорошо известны – достаточно взять ту же Клеопатру. (И, опять-таки, она обратно становилась сексуальным объектом при появлении более серьезного «собственника», вроде Цезаря или Антония.) Так что ничего биологического или еще какого тут нет – все чисто социальное. Ну, социальное в конечном итоге восходит к производственного –однако не будем пока усложнять.
А вернемся лучше к тому, от чего начали – и отметим, что в указанных условиях (связи сексуальных ролей и собственности) неудивительно было то, что данный вопрос оказывался зарегулированным очень и очень сильно. Впрочем, и в «дособственнический» период сексуальная жизнь оказывалась далеко не спонтанной – она так же четко определялась… производственным календарем. (Собственно, это универсально: к какой бы области человеческой жизни мы не обращались – везде и всегда в конечном итоге выходим на производство.) Поэтому пресловутые «оргиастические праздники» и полевые работы всегда шли рука об руку – что, в определенной мере, ограничивало сексуальную свободу. Однако в «разрешенный период» эта самая свобода была довольно велика – что еще в древности приводила лиц, связанных с классовой производственной системой, в ужас. Или напротив, вызывала скрытую зависть – которая, тем не менее, маскировалась указанным ужасом и презрением.
Понятно, чему было завидовать – у участников древних «оргий» была хоть какая-то возможность выйти за пределы строгой регламентации жизни. Того самого отчуждения, о котором уже было столько сказано.
В то время, как в классовых обществах в течение тысяч лет сексуальность, как таковая, была присуща лишь представителям высших классов – да и то, довольно условно. (В том смысле, что она не должна была затрагивать сложной системы передачи собственности – для которой бастарды оказывались крайне нежелательны.) Что же касается простолюдинов, то у них само понятие «эротических переживаний» практически отсутствовало – точнее, оно было, но исключительно в плане уже помянутых рецидивов доклассовых отношений. (Скажем, те же молодежные «игрища», являющиеся наследием «оргиастических праздников», с которыми официальная мораль столетиями вела напряженную войну.)
Таков был мир до «сексуальной революции». Мир, четко разделенный на «тех, кому можно» — причем, можно только в рамках определенной и довольно сложной системы отношений. И «тех, кому нельзя» – точнее, можно, но лишь ради деторождения. Впрочем, нет – существовал еще один достаточно специфический мир – мир «тех, кого можно». Разумеется, речь идет о проституции – неизбежной спутнице классового устройства, как такового. На самом деле женщины, которые удовлетворяют сексуальные потребности за деньги, считаются самой древней профессией – однако понятно, что древность эта относительна. (Нет денег – нет проституции.) Тем не менее, уже для первых классовых обществ существование подобного дела стало нормой – а по мере развития указанное ремесло обрело поистине «индустриальный» размах. К примеру, в Древнем Риме количество «жриц любви» превышало 50 тыс. человек – и это только «офицалы». Сколько проституток и «проститутов» (В позднем Риме гомосексуализм являлся нормой) было в реальности, сказать сложно. Правда, и город был немаленький – до 2 млн. человек в период расцвета. В любом случае стоит понимать, что проституция представляла собой особую подсистему в социальной структуре общества – со своими нормами и правилами, не менее жесткими, нежели нормы и правила остального мира.
***
Собственно, именно поэтому «продажная любовь» вряд ли может рассматриваться, как вариант «свободной любви». Скорее наоборот – она увеличивала уровень зарегулированности в сексуальной сфере, выталкивая последнюю в особую область экономических отношений. Иначе говоря, именно проституция оказывалась наиболее адекватным проявлением сексуальности в период господства классового общества – настолько, что в течение многих веков стала чуть ли не единственной возможность ее реализации. Гетеры Античности, куртизанки «Высокого Средневековья», разнообразные «дамы полусвета» Нового Времени по существу оказались главными источниками и хранительницами того, что можно назвать «эротическими переживаниями» человечества. Они даже выступали «эталонами красоты» в указанном смысле, и очень часто законодательницами мод – разумеется, не прямо, но все понимали, что к чему. На «втором места», кстати, в подобном плане оказывались «любовницы», фаворитки – некая промежуточная ступень в плане перехода от проституток к «честным женщинам». Впрочем, и указанная категория до «сексуальной революции» во многом оказывалась связанной со своими «патронами» экономической связью. (Правда, не всегда «прямой»: зачастую знатные дамы в той или иной форме сами платили молодым любовникам – но сути, как было сказано выше, это не меняет.)
То есть, сексуальность всегда была жестко связанной с экономикой и экономическими потребностями – и за пределами данной связи оказывалась практически невозможной. И, собственно, именно эту связь и разрушило то явление, что определяется, как «сексуальная революция». На самом деле, вопреки обыденным представлениям, ничего особо нового в плане совокупления представителей homo sapiens она не принесла: все существующие виды сексуальных утех, включая «однополую любовь», были известны еще с глубокой древности. Не стал особым отличием и пресловутый «секс без брака» — поскольку, как уже было сказано, подобные вещи практиковались с давних пор. Новостью стал «секс без оплаты» – в той или иной форме, в общем, сама идея того, что нечто приятное можно получать без денег. На самом деле, подобное изменение касалось не только указанной сферы – оно было вообще основанием тех описанных выше глобальных изменений, которые затронули общество и общественное сознание в указанный период. Наверное, впервые за долгие века человека понял – что хоть что-то можно получить бесплатно, и ничего ему за это не будет. Именно на указанном основании была создана пресловутая философия хиппи – попытка осознания случившегося, создания модели текущего процесса, и даже попытка его использования. И, разумеется, как все подобные действия – то есть, стремление овладеть процессом, не понимая его глубинной сути –эта попытка полностью провалилась.
Да, именно так – хиппи проиграли. Хотя в свое время казалось, что они господствуют на площадке общественного сознания. Но нет, победить, не учитывая главную опасность, и вообще, главный фактор существующего мира – экономику и ее основание – систему общественного производства – оказалось невозможным. Собственно, после этого удивляться тому финалу, к которому пришли хиппи, было бы смешно. Их идеология «свободной любви» и свободной же, легкой жизни – с неизбежными «веществами», как способом повышения легкости бытия– в конечном итоге полностью выродилась, породив напоследок свою уродливую тень в массовой культуре. В рамках которой бывший свободный рок стал коммерческой музыкой, Че Гевара – принтом на футболках, а стремление «быть не как все» — в огромный сектор «нонконформисткой моды». Ну, и в довершении указанного процесса, уже описанная «тень» породила забавное и бессмысленное явление текущей реальности – пресловутых хипстеров. Которые являются, вроде бы, попытками вернуться к миру «детей цветов» — но при этом не просто погружены в коммерческий мир, а насквозь пропитаны им. Да, хипстер, несмотря на всю декларируемую им «свободу мысли», живет в мире денег и брендов, и только в пределах этого сугубо классового мирка может чувствовать себя нормально.
***
Впрочем, этим представители данной «субкультуры» (которая на самом деле не субкультура) не отличаются от всех остальных обитателей современности – наверное, единственное, что выделяет их, так это указанное карикатурное стремление изображать свою собственную противоположность. Ну, и разумеется, пресловутая «свободная любовь» в подобном мире неминуемо должна была превратиться в свою противоположность – при этом, сохранив название. Что и произошло в реальности –именно этой теме и посвящен указанный пост. И указанная «сексуальная контрреволюция» — во всех своих проявлениях, начиная с описанного уже «неотрадиционализма», захлестывающего сейчас все новые и новые государства и заканчивая вещами, описанными в посте Завацкой – по сути означает только одно. А именно –возвращение человеческой сексуальности под строгий гнет разного рода норм и правил, ликвидация той самой фроммовской «спонтанности». Правда, это уже не те правила, что было в «дореволюционное» время – но суть их остается прежней. В том смысле, что главная роль этих самых правил состоит в том же самом, что и ранее – в необходимости обеспечения функционирования классового общества. И пускай современные нормы выглядят порой противоположностью старым – они так же служат делу превращения сексуальности в инструмент зарабатывания денег тем или иным способом.
Итак, настало время вернуться к тому, с чего начали. А именно – к теме, поднятой в своем посте уважаемой Яной Завацкой. И понять: что же объединяет антисексуальность «неотрадиционалистов», стремящихся одеть женщин в паранджу и загнать их в стены дома, и кажущуюся гиперсексуальность современного западного общества с его требованиями постоянных «сексуальных демонстраций». Кстати, это касается не только указанной темы – а вообще, подавляющего числа сторон современной жизни.
Речь идет, разумеется, о всепобеждающей коммерциализации всей жизни, которая наступила после гибели СССР. Впрочем, нет – она началась несколько раньше, тогда, когда стало понятным, что «советский проект» не имеет претензии на мировой уровень. Именно «проект», а не СССР, как таковой. Поскольку последний и мог наращивать свою военную и экономическую мощь – но как «обычная страна», а не как передовой авангард рабочего класса. А ведь именно это и давало пресловутую «Советскую тень», о которой было уже столько сказано. Ну, а потому указанная «тень» — то есть, особое воздействие образа нашей страны на общественное сознание Запада – и приводила к тем явлениям, одним из которой и стала «сексуальная революция».
Да, именно так: обретение человеком свободы в личных отношениях и возможности свободно выбирать сексуального партнера стало возможным только тогда, когда классовому расслоению – главному источнику отчуждения – был нанесен критический удар. К сожалению, удар не фатальный – как это стало понятно позднее – однако достаточно сильный для того, чтобы диктатура собственности над личной жизнью чуть покачнулась. Иначе говоря, в середине прошлого века «средний человек» впервые в истории оказался не на грани выживания – у него появилась уверенность в своей будущей жизни.
Именно этот факт и стал основанием для того, что было названо «сексуальным освобождением» — которое в реальности было лишь частным проявлением освобождения социального.
***
Все довольно просто: в 1950-1960 годах у людей появилась возможность спокойно жить. Причем, что самое главное, это коснулось молодежи, которая ранее все тысячи лет существования классового общества была вынуждена заниматься встраиванием в социальную пирамиду. Причем, тут даже не важно: сын ты знатного человека или простолюдина – поскольку даже для элитария занятие особого места в высококонкурентном мире было проблемным. (Недаром из той же классической литературы видно, что «настоящая жизнь» у джентельмена наступала лишь после получения наследства.) В результате чего на личную жизнь особых ресурсов не оставалось – если, разумеется, не подразумевать под последней посещение публичного дома. Женитьба же и семья, как правило, для всех классов имела исключительно экономический смысл – для которого главное достоинство невесты состояло в наличии наследства. (Для низших слоев, впрочем, более актуальной оказывалась рабочая сила, которую эта самая невеста представляла.)
Понятно, что никакой особой эротики тут быть не могло. Ну, может быть потом, когда появятся свободные ресурсы, появлялась возможность завести себе любовницу-содержанку «для души». Нет, разумеется, в отдельных случаях некоторые представители рода человеческого могли себе позволить любовные томления и прочие подобные вещи. Но, во-первых, они представляли собой довольно редкое явление – по крайней мере, на фоне необходимости найти «место». А, во-вторых, в большинстве своем заканчивались бесплодно: получить благосклонность «предмета воздыхания» было мало, для достаточно длительного общения – просто общения, безо всяких иных «контактов» — надо было иметь еще и благосклонность родителей. (А с этим, как можно догадаться, были реальные проблемы.) И да, разумеется, все это для джентльменов – среди дам единственной возможностью хоть какого-то «выбора» обладали богатые вдовы. Да и то, крайне условно. Ну, или редкие представительницы «богемы» — хотя даже для них тяжело понять: где там искренние чувства, а где – желание найти покровителя.
Однако в середине XX века указанная картина изменилась – а именно, начался резкий рост благосостояния населения развитых стран. (Связанный с уже не раз помянутой «советской тенью».) Более того, развернутое в 1950-1960 годах «соревнование» двух сверхдержав создало известный дефицит рабочей силы. Точнее даже сказать – квалифицированной рабочей силы с одновременным ростом возможности получения квалификации. Т.н. «кирпичные университеты» — сеть высших и средних учебных заведений, создаваемых для ликвидации ставшего очевидным после 1957 года отставания от СССР – полностью перевернули привычную ситуацию с местом в жизни для молодежи. (Которая даже получила некоторые преимущества перед «взрослыми», связанными с высокой актуальностью именно «новых профессий») Подобное положение высвободило «ресурсы» — и, прежде всего, эмоциональные – что, в свою очередь, и привело к росту сексуальных свобод. Особенно это коснулось женской части населения – с которого сняли вечное заклятие в виде необходимости «выходить замуж». А зачем – если можно получить образование и найти хорошую работу? (Нет, разумеется, это касалось не всех – но даже это самое ограниченное число людей было поражающе велико по сравнению с прошлым.)
***
Правда, как можно легко догадаться, подобная свобода, буквально свалившаяся с неба – о таких сложных вещах, как опосредованное воздействие социализма тогда, разумеется, никто даже не задумывался – оказалась избыточной для существующей системы миропонимания. Иначе говоря, никто даже не представлял себе, что можно делать в мире без нужды. Начался отчаянный поиск сценариев и моделей, которые можно было бы применить в подобном случае – например, ту же самую «богемную жизнь» с ее беспорядочным сексом и кокаином. (О том, что «модель богемы» в реальности так же разрабатывалась для совершенно иных условий – как уже было сказано выше, там актуальным было наличие «покровителей», коих она, по сути, и обслуживала – разумеется, никто не задумывался.) Именно отсюда и произошел тот самый «образ сексуальной революции», который так любят по любому поводу поминать консерваторы. Не понимая, что это был лишь самый первый этап освобождения, после которого должны были наступить иные. (Впрочем, не понимают это лишь «широкие слои», сами же идеологи «неотрадиционализма» и консерватизма все прекрасно осознают –но об этом, разумеется, надо говорить отдельно.)
Пока же стоит сказать о том, что кроме беспорядочного секса и наркомании «сексуальная революция» породила и фантастический всплеск массового творчества. Правда, так же неосознанного и совершенно неподготовленного: вся эта масса самодеятельных музыкантов практически не умела играть, а масса самодеятельных художников рисовала очень плохо. В результате чего массовая культура – прежде всего, музыкальная – указанного периода изначально страдала очевидным примитивизмом. Скажем, рок-н-ролл в широком понимании – как это не обидно будет его адептам – вырос из очевидно примитивной развлекательной музыки, и эта примитивизированность не была преодолена даже в лучших его вариантах. Самое же забавное тут даже не это – а то, что когда «революция» сменилась «контрреволюцией», то для последней даже указанный низкий уровень оказался недостижимым. И вся контрреволюционная коммерциализированная массовая культура в течение более, чем 40 лет живет только тем, что эксплуатирует созданные тогда образцы. Впрочем, как можно догадаться – это уже совершенно иная тема.
Тут же, возвращаясь к тому, с чего начали, стоит еще раз указать на то, что основанием для «освобождения сексуальности» стало именно социальное изменение мира, связанного с Великой Пролетарской Революцией, начавшейся в 1917 году. А вовсе не некое «развитие культуры» — как это принято считать в интеллектуальных кругах. И, разумеется, не пресловутое «изобретение противозачаточных средств», иногда еще дополняемое изобретением ЛСД. (Потому, что тот же презерватив – главное противозачаточное – был изобретен в современно, массовом виде еще в XIX веке. То же самое можно сказать и о психоделиках.) Впрочем, есть еще более смешная и нелепая идея, состоящая в том, что «сексуальная революция» в совокупности с рок-н-роллом и психоделиками была придумана ЦРУ для того, чтобы противодействовать «советскому влиянию». Наиболее «дикие» ее варианты утверждают о том, что все это вообще, придумывалось для разложения советского общества – но, понятно, что подобные концепции свидетельствуют только о полном и беспросветном невежестве. Поскольку вплоть до исчезновения «советской тени» западный истеблишмент относился к указанному явлению с известным опасением. И уж конечно, никто даже предположить не мог, что оно станет критичным не для Запада, а для СССР. (Кстати, антисоветчики тогда делали ставку на противоположные явления – например, на рост националистических настроений, в том числе и среди русских. То есть – на тот самый «неотрадиционализм».)
Но если дело обстоит так, как было сказано выше, то нетрудно догадаться, что после «снятия тени» «сексуальная революция» не могла держаться бесконечное количество времени. В том смысле, что ставшая уже в 1980 годы вновь актуальной необходимость искать себе место в жизни неизбежно должна была снова заставить молодежь изменить свое поведение. На этот раз – в сторону, противоположную той, что была в середине XX века. Что и случилось – правда, полного возврата в «прошлое» не произошло: «неотрадиционализму» требуется время, чтобы «вызреть», а главное – для него необходима деградация системы общественного производства до уровня, определяемого текущим социальным устройством. (А последняя началась только в 1990 годах – и даже сейчас еще не достигла своего пика.) Поэтому «сексуальная контрреволюция» началась не в форме чистой реставрации прошлого – а в форме некоего «термидора», то есть – прихода контрреволюционной сути под революционной оболочкой.
***
Внешне это выглядело – а точнее, выглядит до сих пор – как продолжение процессов 1950-1980 годов: рост «раскрепощенности» населения, причем, прежде всего женщин. (Последнее понятно – женщины по указанным выше причинам в «дореволюционное время» находились на самых нижних уровнях свободы.) Но суть явления изменилась на противоположную.
А именно – место свободных сексуальных контактов заняло стремление к заработку денег. И в «явной форме» — начиная с 1980 годах в мире происходит «ренессанс проституции. Той самой, что сопутствовала традиционному, патриархальному обществу в течение многих веков – парадоксальным образом почти исчезнув лишь в середине XX века. (То есть, тогда, когда с точки зрения «традиционалистов» наступил разгул разврата.) Причем, под «явной проституцией стоит подразумевать не только работниц, официально зарегистрированных в государственных органах, но и вообще всех, кто причисляет себя к указанной категории – но нигде не регистрируется. Поскольку рядом с ней всегда существовала и проституция «неявная» — ну, если кто читал «классику», то помнит всех этих белошвеек и горничных, которые помимо выполнения своих прямых обязанностей часто оказывали «непрямые». Причем, многие даже не совсем по своей воле: а что сделаешь, если работы мало, а народу – много. Приходилось терпеть унижение – а потому закапывать нагулянного ребенка или быть с позором выгнанной прочь.
Правда, в «контрреволюционное» время до подобного еще не дошло – в том смысле, что «сексуальная эксплуатация» находящихся на низших уровнях иерархии еще не стала нормой – но определенное движение в подобном направлении идет. Кстати, забавно – но указанные в прошлых частях «две волны харрасмента» на самом деле являются… ступенями к указанному состоянию. В том смысле, что переводят сексуальные отношения из добровольных к «экономически обусловленным». Если кому это кажется парадоксальным, то стоит вспомнить викторианскую эпоху – в которой даже просто обратится к женщине без предварительного представления было признаком неслыханного нахальства, а взятие ее за руку смотрелось чуть ли не изнасилованием. Но все это относилась только к случаям, когда эта женщина была «экономически необязана» — в противном случае можно было гораздо больше. (Вплоть до прямого насилия, от которого было принято просто– хотя официально каждый подобный случай вел к уголовному наказанию.) Собственно, и современность от данного состояния отличает только то, что в ней большая часть населения живет еще слишком хорошо – но, понятно, что это ненадолго. (Кстати, и с явной проституцией дело обстоит так же: пока проституток очень мало по сравнению с «классовой нормой» — так как есть другая работа. Но вполне вероятно, что очень скоро катастрофа, связанная с системой общественного производства, выбросит на этот «рынок» огромное число женщин. Вот тогда возвращение к «викторианским нормам» будет полным.)
Кстати, еще очень забавное – но описанное у Завацкой увеличение времени, потребной женщине для поддержания своей сексуальной привлекательности – так же практически полностью повторяет то, что было нормой в течение веков. Разумеется, речь тут идет не о всех женщинах – а только о тех, кто находится в упомянутой «области взаимодействия», как викторианские горничные. Им, кстати, так же надо было быть ухоженными в определенном смысле – поскольку неухоженных просто не принимали в «приличные дома». И им оставалось лишь заниматься грубой работой – так и в современном мире можно не думать о маникюре-педикюре, если занимаешься ей. (Например, можно уборщицей работать или санитаркой в больнице. А вот продавщица уже «должна соответствовать».) Что же касается знатных дам, то для них забота о своей внешности вообще была главной целью в жизни, отнимающей чуть ли не все время. (Достаточно вспомнить платья богатых тех времен или их прически.) Разумеется, все по той же причине – необходимо было выполнять роль «витрины» для своего мужа, демонстрируя всем его место в иерархии. (И тем самым повышая его шансы.)
***
На самом деле, подобная потребность оказывается как бы не более важной, нежели описанная Завацкой необходимость неким соответствовать потребностям мужчин. Поскольку в том же «офисном коллективе» любую «замарашку» даже если и примут – то поставят на самое последнее место. То есть – дело не в мужчинах, которые по мнению феминисток «зажрались», а в том, что реальная возможность получения хорошей работы с хорошими заработками все время сокращается. Вплоть до полного исчезновения – что, собственно, и происходит в уже помянутых странах, где господствует «неотрадиционализм». Поэтому между женщинами, одетыми в паранджу, и женщинами, ходящими на шпильках нет какой-то принципиальной разницы. На самом деле, и та, и другая вынуждена выполнять то, что ей не нужно и противно, просто для первой указанный процесс пошел еще дальше. (В среднеазиатских республиках, например, все производство «умерло» еще в 1990 годы.)
Именно поэтому никакие протесты и иные формы «борьбы», не связанные с производственной системой – тот же феминизм, к примеру – ничего хорошего дать не может. Нет, разумеется, это может привести к каким-то «внешним» изменениям, но общее состояние от них только ухудшится –так как количество имеющихся ресурсов уменьшится. А значит, остановить «сексуальную контрреволюцию» вряд ли получится. Ну, и разумеется, всегда стоит держать в уме описанную выше «метаморфозу» -при которой пресловутая «продажная сексуальность» очень быстро переходит в не менее пресловутую «паранджу» по мере развала экономики. Так что мы даже в развитых странах довольно скоро увидим нечто подобное. (И еще будет радоваться: дескать, спасибо за то, что спасли от шлюх и пидорасов.) Впрочем, понятно, что это – уже совершенно иная тема…