Метка: Научная Фантастика

— Было бы весьма грубо сравнивать GEO с видеоигрой, хотя определенное сходство все же имеется. В видеоиграх также присутствует некоторое виртуальное пространство, чьи законы определяются игровой логикой и ограничиваются реализацией. Такие игромиры могут быть в чем-то похожи на наш физический мир, если такова была задумка разработчиков. Но как правило, даже самые реалистичные игры предлагают лишь безумно упрощенную модель нашего реального мира.
— А отличие GEO в том, что он реалистичнее игромиров?
— Он не просто реалистичнее виртуальных пространств, предлагаемых видеоиграми. GEO — это сама реальность, воплощенная в виртуальности.
— Вы хотите сказать, что…
— Да. GEO — это калька нашего мира. Наиболее точное представление известной нам физической модели устройства вселенной на базе компьютера.
— Поразительно! Получается, что мир GEO существует по тем же правилам, что и наш собственный?!
— И да, и нет. GEO — это программа, исполняемая комплексом вычислительных машин по определенным правилам. Но если рассматривать систему изнутри, то на все наши действия мы получим точно такую же реакцию, как и в нашей собственной реальности.
— Фух! Думаю, что для простоты понимания, можно остановиться на том, что вселенная GEO — это точное виртуальное воплощение нашей вселенной.
— Пусть так.
— Но что было главной целью вашей разработки? Ведь вы же не ограничились переносом физических законов мироздания на базу компьютера?
— Безусловно нет. Хотя разработка виртуального пространства по правилам нашей реальности, само по себе является крайне сложной и безумно интересной задачей, мы не ограничивались только лишь ею. В конце концов, что-то подобное уже вполне успешно делали наши западные коллеги для прогнозирования эволюционных процессов в галактике. Нашей целью было создание виртуального разума, неотличимого от человека. Homo virtualis — вот ради чего мы трудились.
— Искусственный интеллект, равный человеческому? Я не думала, что такое вообще возможно!..
— Это очень сложная задача, но решить ее вполне возможно. Хотя стоит отметить, что до нас за нее никто не брался на столь серьезном уровне.
— Даже гордость берет за отечественную науку. Другие просто не справлялись?
— На самом деле все гораздо прозаичнее — никому это было не нужно.
— Неожиданно!
— Все очень просто. Искусственный интеллект, неотличимый от человеческого, имеет весьма малый практический смысл. Если брать каждый отдельный аспект человеческой жизни, то окажется, что человек вовсе не венец творения. На каждое дело, на каждую задачу можно найти или создать сущность, которая справится лучше человека. Сильной стороной человека является универсальность. Мы способны пусть и посредственно решать разнообразный спектр задач. Это помогало человеку выжить, как биологическому существу, на раних этапах зарождения нашего вида. Тоже самое прослеживается и в животном мире. Наибольшей эффективности достигают животные с явной специализацией, но животные универсалы обладают лучшей выживаемостью в условиях меняющейся среды.
— Кажется, я поняла к чему вы ведете. Человек не создает интеллект посредственного универсала, а создает интеллект специалиста. Что-то, что сможет справиться с задачей лучше него.
— Именно так. Искусственный интеллект — это инструмент, который должен восполнить наши собственные слабости, а не унаследовать их. Если рассматривать на примере, то в полицейском управлении нужна машина по скоростному распознаванию лиц, а не компьютер со способностями тридцатилетнего аналитика, обрабатывающего 100 фотоснимков в минуту, зато умеющего писать матерные частушки.
— Думаю, что это очень наглядный пример! Но зачем тогда вы взялись за эту задачу? Неужели только ради научного интереса?
— Не только. Инициаторами нашего проекта была группа талантливых ученых историков и социологов. По результатам многолетних исследований они пришли к выводу, что за всю известную историю человечества, человеческий разум не претерпел практически никаких изменений…
— Подождите, вы не находите нелепым сравнивать, скажем, вас и какого-нибудь античного земледельца?
— При таком сравнении вся разница сведется к образованию, воспитанию, окружению, образу жизни и социальным моделям общества — т.е. ко всему тому, что человек приобретает в течении жизни. Возьмите младенца из прошлого, перенесите в наше время, и он вырастет совершенно обычным для нас человеком.
— Хм…
— Вы никогда не замечали, что труды античных и средневековых философов продолжают оставаться актуальными даже в наше время? Т.е. технологические справочники устаревают за несколько лет, а «справочники» человеческого разума все так же свежи, хотя с их авторами нас разделяют подчас не одно столетие?
— Да. Вы меня убедили. И как постулат о неизменности человеческой натуры подтолкнул вас к созданию GEO?
— Поскольку человек, как существо разумное, оказался некоторой константой, а переменным оказывается лишь его окружение, то наши коллеги пришли к выводу, что будь у них некоторый черновик человеческого социума, то можно было бы безопасно прогнозировать поведение человека в различных ситуациях и исследовать законы развития всего человечества. Можно было бы предсказывать, к чему приведет то или иное изменение в нашем обществе, какие именно события порождают ту или иную реакцию в социуме.
— И в качестве такого черновика был задуман GEO?
— Именно так!
— Очень любопытно! Но зачем вам потребовалось воплощать точный аналог всей вселенной в рамках GEO. Может быть было достаточно реализовать только модель человеческого разума?
— Это потребовалось в рамках чистоты эксперимента. Перед нами стояла первостепенная задача воплотить точный аналог человеческого разума. Убедиться в том, что нам это удалось можно было только поместив его в такие же условия, в каких развивалось человечество.
— Кажется, я поняла. Если виртуальный социум GEO пришел бы к тем же результатам, что и наше общество, это бы свидетельствовало о том, что вы справились со своей задачей.
— Все верно.
— Хорошо. Продолжим наше обсуждение. Сколько времени длилась разработка GEO?
— Сказать по правде GEO до сих пор дорабатывается и изменяется. Но если вы имеете в виду сроки от начала разработки до готовности к запуску проекта… Разработка началась в 2023 году и продолжалась шесть лет.
— Постойте, у меня отмечено, что проект был запущен в 2030 году?
— Все верно. Перед самым запуском GEO, финансирование проекта было заморожено в связи с экономическим кризисом. После шести лет работы всех сотрудников отправили в неоплачиваемый отпуск на целый год. В течении этого срока существование GEO стояло под большим вопросом. К счастью, Анатолий Борисович, на тот момент еще руководитель проекта, сумел добиться возобновления финансирования. Нам даже удалось вернуть большинство ключевых специалистов, которые к тому времени уже трудились на других местах.
— Что ж, хорошо, что все благополучно разрешилось. Запуск все-таки состоялся. А как скоро вы получили полезный результат?
— К сожалению, не сразу. Как это часто бывает в нашей работе, запуск выявил ряд существенных недоработок по самым принципиальным вопросам.
— Расскажите по подробнее.
— Когда человечество GEO достигло в своем развитии медного века, т.е. вступило в эпоху, о которой в нашей истории мы обладаем более или менее достаточной информацией, обнаружилось, что социальные формы общества не совпадают с ожидаемыми. Тому могло быть несколько объяснений — или существует разница в условиях существования наших подопечных, или мы обладаем неправильными представлениями о собственной истории, или наш виртуальный человек не соответствует образу и подобию его творцов.
— И что же оказалось?
— Подтвердился третий вариант. Что само по себе было очень неприятно.
— Почему? Ведь если вы нашли ошибку, то достаточно было просто ее исправить и продолжить исследование?
— Дело в том, что требовались весьма кардинальные изменения в искусственном интеллекте нашего человека. Мы переделали реализацию нашего человека, получив, как мы их называли, новых людей или людей 2.0. Но перед нами встала проблема обратной совместимости.
— Я вас не вполне понимаю…
— Когда мы говорим о виртуальном разуме высокого порядка, то очень важным моментом является накопление опыта. На основе приобретенного опыта, наш искусственный интеллект развивается, учится принимать решение, выстраивает модели поведения и т.д. Мы обнаружили, что полученный «бракованным» разумом опыт несовместим с исправленным разумом. Т.е. мы не могли просто подменить существующую реализацию виртуального разума и продолжить свои наблюдения.
— Теперь мне ясно. И что же вы предприняли?
— Поначалу мы решили обеспечить плавный переход на новую реализацию человека. Мы внедрили постепенное приращение разумов новой формации. Среди нарождающихся поколений населения GEO мы подмешивали некоторый процент людей 2.0. С каждым циклом этот процент должен был увеличиваться.
— Разумное решение.
— Нам тоже так казалось. Однако ничего не вышло.
— Почему не вышло?
— Мы обнаружили, что несмотря на то, что с каждым поколением процент прироста людей 2.0 увеличивался, их общее число оставалось крайне мало. Когда мы стали искать причины подобного явления, обнаружилось, что выживаемость наших новых подопечных крайне мала. Они практически не могли существовать совместно с людьми старой версии.
— Речь ведь не о каких либо физических проблемах?
— Нет, дело было в существенной социальной несовместимости.
— И что же вы предприняли?
— Был разработан план по масштабной перезагрузке виртуального человечества. В рамках этого плана планировалось вызвать глобальный катаклизм, который должен был уничтожить большую часть человеческого сообщества GEO.
— Ого! Вот это размах! И как происходил Армагеддон?
— Мы несколько увеличили среднюю температуру планеты, что привело к обильным таяньям льдов и подъему уровня мирового океана. Кроме того мы уменьшили расстояние между Землей и ее спутником, с тем чтобы спровоцировать мощные приливные эффекты. Эти меры привели к глобальному потопу.
— Постойте, но разве тем самым вы бы не уничтожили и оставшихся людей 2.0?
— Естественно, что мы учли этот момент. Мы произвели определенные внушения представителям второй версии людей, с тем, чтобы они подготовились к катаклизму.
— А как выглядело это внушение?
— Весьма по-разному. У кого-то возникало непреодолимое желание переехать в другие более безопасные районы. Кто-то воспринял внушение как некоторый сверхъестественный опыт и начал готовиться к предстоящей катастрофе, строить плавательные средства и т.д.
— Но разве глобальный потоп не уничтожил бы также существующую флору и фауну?
— Ну во-первых, многие из людей 2.0 спасали не только себя, но и некоторых животных, преимущественно сельскохозяйственных. А во-вторых, масштаб потопа был не настолько огромен, чтобы нанести ущерб всем живым существам. Нам достаточно было затопить только районы расселения людей, а они тяготеют к водоемам, рекам и морям, имеющим связь с мировым океаном.
— Но ведь не все поселения находились вблизи морей или крупных рек? Кто-то ведь проживал и в высокогорной местности?
— Да, поселения, незатронутые потопом действительно существовали, но в большинстве своем они вымерли из-за несовместимости существующего в них населения старой версии и нарождающийся популяции людей 2.0. Такие народы исчезли, оставив после себя только развалины опустевших городов.
— Удивительная история. Я вот только не могу понять. Зачем нужны были сложности с потопом? Почему нельзя было просто удалить всех людей старой версии?
— Такой вариант даже не ставился на обсуждение и тому есть веские причины. На ранних этапах существования GEO мы иногда по необходимости практиковали метод «изъятия» человека. Но это приводило к значительным трудностям. Дело в том, что любой человек порождает огромное число связей с другими людьми, так или иначе, становясь частью чужого опыта, чужой памяти. И когда такой человек просто изымается, то у всех людей, кто его знал или слышал о нем, возникает пустая область памяти, куда может ссылаться их собственный опыт.
— Вот оно что. И что происходило с людьми, затронутыми изъятием?
— В лучшем случае опустевшая область памяти заполнялась ложными воспоминаниями. В худшем разум человека начинал давать сбой. Человек просто сходил с ума.
— По этой причине вы отказались от процесса изъятия?
— Да. Но не в полной мере. Вместо изъятия мы стали производить, так называемое, естественное удаление человека. Имитировать его гибель от болезни, несчастного случая и т.д.
— Что вы и проделали в случае с потопом…
— Именно так. Хотя будем откровенны, это было весьма непростым решением.
— Почему? Все выглядело вполне разумно.
— Не в этом дело. Тут остро встал вопрос морального характера.
— Не поняла вас.
— За время работы, наблюдений и исследований начинаешь привязываться к своим подопечным, начинаешь им сопереживать. И когда перед тобой встает вопрос уничтожения целых наций со всем их населением, то с этим далеко не просто смириться.
— Подождите, очень странно это слышать. Они же не настоящие, это же просто компьютерная программа! Они ничего по-настоящему не чувствуют!
— Они чувствуют ровно так, как мы их этому научили. И коль скоро мы делали их по образу нас самих, то и чувствуют они все, как мы с вами. Пусть природа их ощущений отличается от нашей, но их восприятия, их эмоции, горе и радости точно такие же, как у нас. В этом случае понятие настоящего размывается. И если смотреть на происходящее в GEO из самого GEO, то все становится настоящим. Их смерть становится настоящей смертью, их боль становится настоящей болью.
— Это нелегко понять, честно говоря.
— Да, для этого нужно не один год жить вместе с GEO…
— Но вам все же пришлось пойти на этот шаг.
— Да, хотя мы и встретили значительное противодействие со стороны части наших коллег. Возглавил это сопротивление руководитель проекта Вязимцев Анатолий Борисович. Он очень активно выступал против нашего решения.
— Им двигали именно моральные побуждения?
— Да. К сожалению никакой действительной альтернативы никто не мог предложить. А мы, как ученые, должны были исходить именно из практической пользы. Существование GEO определялось не альтруистическими мотивами, а научной ценностью исследования. Мы должны были устроить потоп, потому что того требовала польза дела.
— И что же ваш руководитель?
— Он не смог согласиться с этим решением и был вынужден покинуть проект. К сожалению, после этого он полностью оставил науку и занялся религиозной деятельностью, даже основал свою секту.
— Кажется, я слышала об этом. Он ведь даже опубликовал какие-то книги?
— Да, он написал религиозно-мистическое произведение «Бог есть, и он программист».
— Поразительная метаморфоза. Итак, после этого вы стали руководителем проекта?
— Да. И скрепя сердце, мы устроили потоп и устранили старую версию человека. После чего очистили хранилище душ…
— Хранилище душ?
— Это устоявшееся в нашем проекте название для области системной памяти, куда попадает виртуальная личность человека после его жизненного цикла. В целях экономии ресурсов системы, мы многократно переиспользуем освободившиеся личности.
— Очень интересно. А они что-нибудь помнят о своей предыдущей жизни?
— Нет. Мы проводим предварительную очистку. Конечно у личностей, используемых повторно, есть некоторое отличие от новосозданного человека, некоторый отпечаток накопленного при жизни опыта, но это касается только ряда системных моментов и не влияет на его новую жизнь.
— Занятно. И сколько душ обычно находится на сохранении?
— Сейчас хранилище почти пустое. Население GEO переживает демографический взрыв, поэтому личности, которые попадают в хранилище, почти сразу запрашиваются вновь. Более того, нам регулярно приходится создавать новые, чистые личности, поскольку количество людей постоянно растет. Но на ранних этапах развития цивилизации GEO, когда общая численность населения росла очень медленно или в течении долгого времени не изменялась, численность личностей в хранилище душ могло достигать сотен тысяч.
— Очень интересно. Вы упоминали, что в некоторых случаях проводили изъятие человека из вселенной GEO. А зачем вы это делали?
— В зависимости от ситуации. Время от времени нам требовалось подталкивать социум GEO к тем или иным решениям, создавать предпосылка для нужной ситуации. Иногда для этого требовалось изымать некоторых людей. Хотя именно такой метод применялся достаточно редко. Обычно хватало воздействий иного рода.
— Т.е. в некоторых случаях вы напрямую взаимодействовали с населением GEO?
— Да.
— Может быть даже общались, контактировали с ними?
— Несколько раз приходилось, особенно на ранних этапах развития цивилизации. Но потом мы столкнулись с определенными ограничениями.
— Поясните, пожалуйста.
— Поначалу мы полагали, что естественным ограничением на взаимодействие с представителями GEO может быть только уровень их миропознания. Т.е. пока они еще недостаточно глубоко проникли в законы существования их вселенной, нам можно было нарушать эти законы, устраивать чудеса, как мы их называли. Получалось, что чем больше виртуальный человек познает свой мир, тем меньше остается область, в которой мы можем манипулировать напрямую, поскольку эта область ограничивалась сферой непонимания людей.
— Звучит разумно.
— Да, но когда мы использовали наиболее простые формы взаимодействия с виртуальным человеком, такие как внушение или прямое общение, это, как правило, воспринималось как сверхъестественный опыт. Иногда это приводило к непредсказуемым результатам.
— Например?
— Благодаря таким вмешательствам в цивилизациях GEO зародилось не одно религиозное течение, отличное от традиционных.
— Традиционных?
— Т.е. тех религиозных воззрений, которыми жители GEO пытались объяснить природные законы. И которые должны были вытесняться и отмирать по мере развития миропознания и научной мысли.
— Понятно. А направления новых сект были иными?
— Да. Их основатели проповедовали о некоторых сверхъестественных сущностях, т.е. о нас, о разработчиках. И хотя мы конечно существуем, но с точки зрения законов вселенной GEO нас нет.
— И потому вы отказались от прямого взаимодействия с жителями GEO. Это на что-то повлияло?
— Нам стало несколько сложнее провоцировать требуемые ситуации и подводить к интересующим нас событиям, но потом мы наработали методику, в которой используем только природные, естественные рычаги.
— А можно несколько примеров?
— Например, изменение климатических процессов, с тем чтобы вызвать миграцию крупных социальных групп. Сдвиги литосферных плит, для перекраивания естественных географических границ и т.д.
— Да, у вас широкий арсенал средств. Вы упоминали, что разработали хранилище душ для экономии ресурсов системы. Ваши технологические мощности сильно ограничены?
— Мы используем комплекс сверхмощных компьютеров, но, когда речь идет об обработке целой Вселенной, никакие мощности не будут достаточными. Через некоторое время после запуска GEO мы обнаружили, что очень быстро приближаемся к пределу используемых ресурсов. Нам пришлось срочно озаботиться вопросом производительности. К счастью нам удалось найти несколько нетривиальных решений, которые позволили нам сэкономить потребляемые мощности.
— И что же вы придумали?
— Мы разработали концепцию наблюдателя. Непосредственной обработке подвергаются только те области виртуального пространства, в которой присутствует разумный наблюдатель.
— Боюсь, что мне не вполне понятно.
— Приведу простой пример. Когда из комнаты выходят всю люди — время в ней останавливается и ничего не происходит.
— Занятно. А когда человек снова зайдет в комнату, он не обратит внимание на то, что в ней ничего не изменилось?
— А в ней все изменится сообразно естественному ходу времени. Как только в области пространства появляется наблюдатель, эта область просчитывает свои свойства согласно прошедшему времени.
— Вот оно что. Да, это хорошее решение.
— С внедрением этой концепции связано несколько забавных моментов.
— Интересно послушать.
— Мы, к сожалению, допустили некоторые ошибки в системе определения наличия наблюдателя, и иногда это приводило к некорректному поведению пространства. Так, например, в эпоху цифровых технологий GEO у пользователей персональных компьютеров не переключалась языковая раскладка, если при этом не смотреть на значок выбранного языка.
— Ха! Это и правда забавно! Так что же получается, что жители GEO уже создают свои собственные компьютеры?
— Да. И, честно говоря, технологический прогресс практически сводит на нет полезный эффект концепции наблюдателя.
— В связи с чем?
— В связи с существенным расширением понятия наблюдатель. Теперь туда попадают не только сами люди, но и все многочисленные вспомогательные устройства, камеры наблюдения, метеозонды, телескопы и т.д. Технический прогресс раздвинул границы осязаемого пространства в гигантском масштабе.
— И это создает значительную нагрузку на вычислительную систему?
— Именно так. Ко всему прочему, значительную нагрузку создает все возрастающее население GEO. Как я уже говорил, цивилизация GEO переживает демографический бум. Население увеличилось в тысячи раз, если сравнивать с периодом бронзового века.
— Да уж. Не говоря уже о периоде, когда людей в GEO вообще не существовало.
— Ну вообще-то, такого периода не было.
— Как так? Вы же говорили, что вселенная GEO — это точное воплощение нашей. Значит, с момент зарождения вселенной до появления человека прошло несколько миллиардов лет.
— И да, и нет. Вселенная GEO появилась сразу вместе с ее разумными обитателями. Но измеряемые свойства вселенной таковы, будто бы она прошла пятимиллиардный путь развития.
— Вот оно что…
— Да. И непосредственной эволюции живых существ на протяжении сотен миллионов лет тоже не было. Все существа в GEO появились сразу в том виде, в котором они есть, хотя по всем признакам они и будут являть продукт эволюции.
— Получается, что вам пришлось самим закопать в землю останки вымерших существ, таких как динозавры?
— Можно и так сказать.
— Забавно! Итак, на базе GEO было проведено множество социальных экспериментов и исследований. Какое на ваш взгляд было самым запоминающимся?
— Полагаю, что наиболее запоминающимся и наиболее масштабным было одно из последних исследований. Оно же, по мнению многих, было наиболее аморальным.
— И чем же заключалось это исследование?
— Перед нами была поставлена задача экспериментальным путем подтвердить или опровергнуть возможность возникновения тотальной войны в условиях развитой и тесно связанной цивилизации.
— Тотальная война?
— Да. Война, в которой боевые действия ведутся не только вооруженными силами воюющих сторон, но где все общество трудится лишь для достижения военных целей.
— Страшно себе представить…
— Именно. По мнению ряда исследователей, всеобщий характер войны противоречит ряду объективных причин. Во-первых, привлечение всех сил общества к военным действиям должно было натолкнуться на значительное социальное противодействие. Конечно, в обществе всегда есть некоторый процент людей, которые обладают определенными эмоциональными и физическими качествами, делающие их пригодными для боевых действий. Но для остальных людей — врачей, пекарей, почтальонов, такой род занятий будет противоестественным.
— А вторая причина?
— Ее диктует экономическая целесообразность. Поскольку развитые народы сильно связаны друг с другом, как экономически, так и культурно, то считалось, что тотальный конфликт просто напросто невыгоден.
— И что же показал эксперимент?
— Эксперимент показал, что приведенные мною доводы, были верны лишь отчасти. Стран GEO, затронутые экспериментом, сравнительно легко сползли в пучину мировой войны. Нам пришлось совсем немного усилить противоречия в конкурирующих экономиках и продвинуть на некоторые важные посты людей с не совсем компетентными представлениями по военным и политическим вопросам.
— Значит, война разразилась?
— Да.
— Получается, что это полностью опровергает ваши доводы?
— Не совсем так. Как показал практический опыт, тотальный конфликт действительно оказался экономически нецелесообразен. Ни одна из стран участниц не получила от него выгод достаточных, чтобы покрыть понесенный ущерб. Причем это было выяснено на достаточно раннем этапе.
— Почему же война на этом и не закончилась?
— Потому что в дальнейшем шел вопрос не о получении выгод, а об уменьшении понесенного ущерба за счет поражения противника.
— Вот оно как…
— Также частично верным оказалось утверждение о социальном протесте людей, вовлеченных в мировую войну. Участие в войне действительно невыносимым бременем легло на людей, предназначенных для мирных родов занятий. Это приводило к значительным психологическим потрясениям. По мере затягивания войны, страны участницы переживали сильные социальные волнения. В нескольких странах, на фоне растущего напряжения, произошли революции.
— Но общий итог подтвердил возможность мировой войны?
— Да. Несмотря на свой противоречивый характер, мировая война вполне возможна.
— Пугающая правда.
— Дальнейшее развитие эксперимента было еще страшнее.
— Разве эксперимент не закончился?
— Нет. Теперь нам надо было проверить возможность погашения социального протеста населения, участвующего в тотальном конфликте.
— И вы спровоцировали еще одну войну?
— Да. И на этот раз это оказалось еще проще. Свой вклад в зарождение новой войны внесли проблемы, нерешенные и порожденные предыдущим конфликтом. Но теперь уже выяснилось, что предварительная психологическая подготовка населения к войне может уменьшить социальный протест у значительной доли населения.
— Ваши слова вырисовывают пугающие перспективы. И сколько человек погибло?
— По результатам двух мировых войн погибло почти девяносто миллионов человек.
— Кошмарная цифра! Теперь я начинаю понимать вашего бывшего руководителя…
— О чем я и говорил…
— Ну что же… Не хотелось бы заканчивать на столь печальной ноте, но, к сожалению, наше эфирное время подходит к концу. Мы вынуждены попрощаться с Сергеем Юрьевичем и пожелать ему и его проекту дальнейшего развития.
— Боюсь, что дальнейшего развития не будет.
— Что вы имеет в виду?
— В ближайшие месяцы проект GEO будет закрыт.
— Но по какой причине?
— Как я уже говорил, потребляемые мощности существенно выросли из-за роста нагрузки. Поддерживать проект GEO в рабочем состоянии без дальнейшей модернизации практически невозможно. А увеличения финансирования нам не удалось добиться…
— И что же будет с GEO?
— Сердце GEO, его вычислительный центр, будет отключено. Базы данных будут стерты. Вселенная GEO прекратит свое существование.
— Подождите, а как же население GEO?
— Все население GEO, все его жители, каждый виртуальный человек, такой разный и уникальный, исчезнут вместе со своей реальностью…
— Я потрясена. Должно быть вам невообразимо грустно от этой мысли?
— Это действительно так. И дело даже не в том, что GEO был моим самым значительным достижением… Меня терзают переживания иного рода… Знаете, ведь мой бывший руководитель написал мне однажды. Уже после своей отставки… В последнее время я все чаще вспоминаю его слова.
— И что же он написал?
— Всего три строчки:
«Я мощь обрел: творить миры,
Гасить галактики и разрушать державы.
Я мощь обрел, но вот обрел ли право?»

Все долгие годы, пока Светлов и его команда работали над проектом, перед внутренним взором старенького ученого разворачивалась картина ослепительно прекрасного будущего. Он видел новых людей: могучих, величественных и красивых, как статуи советских рабочих, взирающих на нас с фасадов стареющих домов культуры. Настоящих колоссов – здоровых и крепких, избавленных от врожденных уродств, наследственных болезней и родовых травм.

Несмотря на сложное техническое исполнение, идея доктора Светлова была очень проста. Берутся клетки мужчины и женщины, и из них создается эмбрион — точно так же как это делали при искусственном оплодотворении раньше, но с одним важным дополнением: теперь ученые могли выбирать, какие гены унаследует будущий ребенок, а от какого родительского «багажа» избавится. Большие карие глаза? Замечательно. Наследственная гемофилия? Нет. Очищая исходный материал от всего лишнего, постороннего, они могли создать комочек жизни, который ожидало более счастливое и здоровое будущее по сравнению со всеми предыдущими поколениями людей. А затем этот зародыш помещается в инкубатор – высокотехнологичный аппарат, очень точно имитирующий условия материнской утробы. Здесь ему предстояло развиться в нормального взрослого малыша. В течение всей искусственной беременности эмбрион регулярно и правильно питался, находился в постоянном покое. Инкубатор не мог вдруг начать нервничать, получить травму или сорваться и закурить. Для ребенка такие условия были однозначно безопаснее естественной беременности. И это не говоря о том, что с наступлением срока ребенка легко и гарантированно без травм можно извлечь из такого инкубатора.

А уж насколько все это должно облегчить жизнь женщин! Не нужно подрывать здоровье долгой и тяжелой беременностью. Не нужно рисковать собой и мучиться во время естественных родов. Будущая мать могла продолжать полноценно работать, вести активную жизнь, заниматься спортом, путешествовать, есть любимые блюда, не боясь навредить ребенку. И, если заболеет, принимать лекарства и получать медицинскую помощь без последствий для плода.

Обдумывая все это, доктор Светлов улыбался. Он представлял, что уже через несколько поколений люди будут вспоминать о традиции естественной беременности и родов с тем же чувством, с каким мы — прижигание ран каленым железом, распространенное в средние века. Варвары! Мазохисты! Но что поделать – у них не было других методов. Хорошо, что они есть у нас.

Стул тихонечко скрипнул, когда доктор Светлов усаживался за рабочее место. Ученый поправил разъехавшуюся стопку папок с документами, стряхнул пылинки с телефона и с нескрываемым удовольствием принялся перечитывать пресс-релиз об изобретении, разосланный институтом еще вчера. Впереди был долгий и насыщенный день.

Первый звонок не заставил себя ждать. В трубке раздался мягкий женский голос:
— Доброе утро! Вас беспокоит компания «Фарма». Мы получили ваш пресс-релиз и хотели бы поинтересоваться, не нужны ли вам витамины?
— Что простите? – растерялся ученый.
Девушка на том конце провода кокетливо рассмеялась.
— Мы хотели предложить сотрудничество вашему институту. Так сказать, куем железо пока горячо. Вы же уверены, что ваша разработка быстро войдет в массы, так?
— Безусловно… – Ответил профессор, и девушка тут же оборвала его:
— Ну вот! А чтобы выращивать детишек в инкубаторах вам обязательно будут нужны витамины. И мы надеемся, что объемы будут не меньше, чем те, которые сейчас прописывают беременным наши специалисты. А если говорить начистоту, то лучше бы их увеличить.
— Почему? Зачем? – Окончательно растерялся доктор.
— Ну как почему? – Слегка раздраженно ответила собеседница. – Я же говорю вам: мы хотим предложить вам сотрудничество. Если у вас все получится, нам хотелось бы не терять прибыли от продажи витаминов, которые, кстати, очень хорошо возросли после того как мы наладили отношения с медицинскими учреждениями. Больше врачи не будут выписывать их будущим мамашам. Вы займете эту нишу, и мы заинтересованы в том, чтобы…
— Девушка! – воскликнул Евгений Степанович. – Не морочьте мне голову! Это исследовательский институт, а не базар!
— Вы ошибаетесь. Мы живем в мире, где базар, а точнее рынок, везде. И вам следует…
Что конкретно ему следует, доктор Светлов дослушивать не стал. Просто положил трубку.

Не успел Евгений Степанович успокоиться, как телефон зазвонил опять.
— Алло. Это сеть клиник «Мед М». Я говорю с доктором Светловым? — Осведомился грубый мужской голос.
— Все верно.
— Я по поводу вашего пресс-релиза. Я прошу. Нет. Я требую, чтобы вы отложили, а лучше прекратили внедрение вашей технологии!
— Что, простите? — Не поверил своим ушам доктор.
— Вы же столько людей по миру пустить собираетесь! Вам не стыдно? Акушеры и прочие там гинекологи… Вы же у них хлеб изо рта отобрать собираетесь!
Доктор Светлов едва удержатся от того, чтобы засмеяться:
— Вы говорите как луддит.
— Кто?! — Рявкнул мужчина в трубку.
— Луддиты — движение, которое восставало против внедрения машин в производство в начале XIX века. Они тоже считали, что прогресс отбирает рабочие места и его следует затормозить. Но подумайте, где бы мы оказались сейчас, если бы эти люди одержали верх? Я вам скажу: в средневековье!
— Вы это к чему?
— К тому, что, судя по тону, которым вы говорите об этих, как вы выразились, «прочих гинекологах», вам не очень-то есть до них дело.
— Нет! — Запротестовал собеседник, — Вы.. Вы вообще ничего не понимаете! Сопровождение беременности и родов — огромная экономическая ниша, которую вы собираетесь уничтожить!
— Я собираюсь не уничтожать. — Отрезал Светлов. — Я здесь для того, чтобы создавать. Создавать новый лучший мир. А то, что при этом нарушаются ваши личные финансовые интересы — не моя проблема!

Доктор со злобой бросил трубку, но она зазвонила опять.

— Это Гриша!
— Какой еще к черту Гриша?! — С нескрываемым раздражением спросил ученый.
— Ну как же, дядя Женя, не помните меня? Ваш племянник — Гриша Сыров!
Ученый с трудом извлек из памяти образ рыжего прыщавого юнца, приходившегося ему седьмой водой на киселе.
— Да, слушаю.
— Вы же знаете, что у меня типография?
— Нет не знаю, и не представляю, как это может относиться ко мне.
— Погодите-ка. Мне только что звонили из «Фармы» и сказали, что они договорились с вами о сотрудничестве. Мол, выбудете у них витамины закупать.
Евгений Степанович едва сумел подавить стон боли.
— Так вот хотел вам по-родственному попросить: вы уж похлопочите за меня, чтобы упаковки у витаминов были цветными там, из плотной бумаги, с тиснением и всякими наворотами.
— Чего?! — удивился доктор.
— Ну вот знаете, «Фарма» сейчас у нас прям очень крутые упаковки для своих беременных витаминов и мазей заказывает. Знаете почему? Потому, что они знают: любое дерьмо, завернутое в тач-кавер с цветностью 4 и 4 можно продать в 100 раз дороже, чем то же дерьмо в обычной бумажке. А если вы свою научную революцию провернете, то денежки от меня тю-тю. Если, конечно, вы не компенсируете это все, заказывая витамины для своих инкубаторов в таких же клевых упаковках. Вы только не переживайте: родаки обязательно раскашелятся. В смысле, опыт показывает, что люди готовы платить за любое дерьмо, если есть надежда, что оно подарит здоровье их детям…

Слушая это жужжание, доктор Светлов мысленно считал до десяти и, доходя до десятки, начинал с нуля. Таковы были его попытки не сорваться и не заорать на тупоумного юнца на том конце провода. Когда Гриша, наконец, заткнулся, Светлов сделал еще один очень глубокий вздох и как можно спокойнее сказал:

— У меня в планах не было закупать дерьмо. Ни в красивой упаковке, ни без.
— Но… — попытался что-то сказать Гриша, но слушать дальше его тираду Светлов не стал.

Положив трубку, пожилой доктор торопливо встал из-за стола и подошел к пошарпанному советскому шкафчику, стоявшему у стены чуть поодаль. Полированные дверцы тихонько скрипнули, распахивая свои внутренности, пахнущие застарелой бумагой. Евгений Степанович бросил обеспокоенный взгляд на часы — «Еще нет и одиннадцати!» — а затем угрюмый на телефон… И второй аргумент оказался весомее. Доктор ловко извлек из-за стройной стопки книг плоскую бутылочку коньяка и рюмочку. Налив полстопки, он опрокинул их в себя, наслаждаясь чувством тепла и расслабления, растекающимся от горла по всему телу.

На сей раз звонок заставил ученого вздрогнуть всем телом. Он поспешно спрятал коньяк и рюмку обратно и вернулся к столу.
— Алло? Это доктор Светлов?
— Да, а кто его спрашивает?
— Отец Сергей Сергиевского прихода. — Подчеркнуто окая сочным басом сообщил собеседник. — Мы крайне обеспокоены полученной информацией о том богопротивном умысле, который вы затеяли.
От такой формулировки доктор даже впал в ступор на пару секунд.
— Простите, а чем конкретно наша разработка противна богу?
— Как чем?! Вы же собираетесь вмешиваться в божий промысел! — Грозно и наставительно сообщил отец Сергей.
— Так, погодите! — Осадил его Евгений Степанович. — Давайте мыслить логически. Вы же утверждаете, что на все воля божья, так?
— Ну да, — настороженно ответил священник.
— Так вот если бы воли божьей не было, значит и человек в нашем инкубаторе бы и не зарождался.
— Ну, если так рассуждать… — Замялся отец Сергей.
— Значит богу все равно, как появляются люди. — Оптимистичным тоном, каким говорят с выпившими или сумасшедшими, подытожил доктор. — И вы сможете точно так же крестить их и принимать в лоно своей церкви. Разницы никакой. До свидания!

Едва ученый успел нажать кнопку «Разъединить», как трубка в его руках вновь зазвенела. Поставленный голос на том конце отрапортовал:
— Министерство обороны Российской федерации, генерал Стенобитов!
Светлов чуть не рявкнул в трубку «Здравия желаю», но вовремя прикусил язык. Тем временем генерал уточнил:
— С кем имею честь?
— Доктор Светлов, институт…
— Вы-то мне и нужны! — Бойко вклинился военный. — Мы получили ваш пресс-релиз. Добро! Нам очень понравилось. Готовы оставить заказ!
— Вы хотите заказать ребенка? — С недоверием уточнил доктор.
— Почему ребенка?- Немного удивленно переспросил генерал. — Одного ребенка нам мало. Мы думаем начать с пятисот. А там посмотрим, будем ли мы продлевать контракт.
Светлов почувствовал, как на спине проступил холодный пот.
— Какие еще пятьсот?
Генерал звонко рассмеялся в трубку.
— Вы же сделали аппарат по размножению людей! — Светлова аж передернуло от такой топорной формулировки, но генерал продолжил, — Мы хотим заказать у вас солдат. Это же здорово: не нужно бегать за новобранцами и они сразу будут рождены, чтобы умереть за Родину. Все в выигрыше!
— Кроме самих детей. — Заметил Светлов.
— Так они же искусственные. — Парировал генерал.
— Да нет, — возразил ученый. — Самые настоящие! Обычные живые люди, не хуже, а может и лучше нас с вами!
На том конце провода повисла тяжелая тишина, которая длилась не меньше минуты, а затем генерал Стенобитов холодно поинтересовался:
— Вы что, отказываетесь от денег?
— Да. — Не задумываясь ответил Светлов. — Если их цена равна счастью пятисот человек.
В трубке раздались короткие гудки, и Евгений Степанович тяжело выдохнул. Голова несчастного ученого уже начинала раскалываться от всех этих разговоров. Его полный боли взгляд вновь скользнул по полированному шкафу, в котором затаился коньяк. Но он удержался. Просто лег лбом на стол, накрыл голову руками и бездвижно провел в этой отчаянной позе пять тихих минут.

К сожалению, проклятый телефон зазвонил опять. Приятный девичий голос прощебетал:
— Вас беспокоят из Государственной думы. Я секретарь депутата Николая Николаевича Богатейко. Он хочет с вами поговорить по поводу вашего пресс-релиза. Сейчас я вас соединю.
В трубке заиграла мягкая музыка, призванная расслабить слушателя. Но Евгению Степановичу она не помогла. Во-первых, ученый был близок к нервному срыву, а во-вторых, звонок такого влиятельного представителя власти (а Богатейко уже много лет занимал депутатское кресло от властвующей партии) не сулил ничего хорошего.
— Здравствуйте, уважаемый. — В поставленной интонации Богатейко чувствовалась широкая плакатная улыбка. — Я прочитал пресс-релиз о вашем исследовании. И, признаюсь, он сделал мое утро. По поводу вашей работы мне только ленивый еще не позвонил! — Богатейко позволил себе доверительную усмешку, будто говорил со старым другом. — На вас, милый мой, жалуются: и Фарма, и «Мед М», и церковь и даже Министерство обороны! Одни требуют, чтобы вы все прекратили, другие, чтобы вы сотрудничали с ними и не сидели на своем изобретении, как собака на сене.
— Как собака? — Изумился ученый.- Я, наоборот, предлагаю его миру! Я во всеуслышание заявил о своей готовности отдать людям плоды рук своих. А вы говорите…
Богатейко громко рассмеялся в трубку.
— Вы же прекрасно понимаете, о чем я! Разумеется, я имел в виду не какую-то там абстрактную гуманистическую пользу, а вполне конкретный коммерческий барыш. Вы сделали кое-что, что отнимет деньги у одних и позволит их делать другим. И я не советую вам пытаться отнять кусок мяса у бывалых бизнес-акул. Сотрудничайте, уступайте.
Евгений Степанович чувствовал, как внутри у него все закипает.
— Я ученый, а не торговец. Цель моей жизни в том, чтобы принести эту самую, как вы выразились, абстрактную гуманистическую пользу. Я хочу подарить счастье людям, сделать их жизнь проще. А эти ваши акулы пытаются связать мне руки, наступить на горло счастливому будущему только ради того, чтобы поиметь свою прибыль. И отчего? От чужих страданий и никчемных затрат?
Богатейко многозначительно помолчал. Затем послышался тяжелый вздох.
— А как с вами еще? — С усталостью в голосе спросил он. — Вам хорошо и весело — вы придумали замечательную научную шутку. А нам с ней жить. Нам с ней делать деньги и обществом управлять. Спросите моего мнения: я бы вам вообще запретил кому-нибудь ваши разработки показывать! Они угрожают спокойствию и целостности общества.
— Это чем же?! — Возмущенно воскликнул ученый.
— Посудите сами. Если люди будут так легко плодиться через инкубатор, станет ли кто-нибудь, кроме радикально верующих, рожать по старинке?
— Нет, я думаю. — Ответил Евгений Степанович.
— Нет. Значит в какой-то момент люди решат кардинально подойти к вопросу контрацепции. Например, все поголовно стерилизуются, чтобы без страха заниматься всем, чем хочется. А когда придет время ребеночка завести — пойдут к вам и закажут. Так это будет работать?
— Примерно…
— А это значит, что никаких случайных беременностей больше не грозит?
— Получается, что нет…
— И откуда, скажите на милость, мы возьмем продавцов?
— Что, простите? — Вопрос показался Евгению Степановичу таким диким, что в начале он решил, будто ему померещилось. Но Богатейко повторил:
— Продавца. Обычного такого продавца, работающего за 20 000 рублей в месяц и живущего на съемной квартире. Вы прекрасно понимаете, что это огромный пласт общества. Люди без особого образования и каких-либо перспектив. Вы можете вообразить, что такие люди появляются из высокотехнологичного инкубатора в обществе с высоким самосознанием? Думаю, нет. Думаю, вы, как и я, понимаете, что продавец, как и, скажем, дворник, низкооплачиваемый заводской работник, грузчик и многие другие появляются на свет в неблагополучных семьях. Когда шестнадцатилетняя девочка беременеет от одноклассника, когда кто-то пьяный занимается сексом в туалете клуба, когда кто-то по глупости не пользуется контрацептивами. Тогда и появляются эти важные винтики общественной машины. Когда семья, из-за своих финансовых проблем, отправляет ребенка осваивать не науку, а простенькую работку за-ради куска хлеба. Не могу себе представить, чтобы у человека была возможность оплатить оплодотворение в инкубаторе и не было представления, чем и как он будет кормить и на какие деньги образовывать его. И из этого я делаю вывод: вы угрожаете обществу.

Евгений Степанович внимательно выслушал депутата, вздохнул и холодно ответил:
— А я думаю, что это не я угрожаю обществу. А вы и все вам подобные — те, кто считает, что это вообще нормально, что должны существовать люди, влачащие свою жизнь на съемных квартирах, вкалывая за копейки. С чего вы взяли, что продавец или дворник не может быть образованным человеком? Только из-за того, что образованный человек знает цену своему труду и не согласится работать за такие крохи. Вы не пытаетесь создать хорошие условия жизни для своих сограждан, ведь это означало бы, что вам требуется бороться с социальным расслоением. Уменьшать пропасть между вами и этим самым несчастным продавцом, которого вы презираете. И вы боитесь, что поднявшись, эти люди станут слишком сознательными, чтобы ими было легко помыкать.
— Возможно, — с усмешкой в голосе ответил Богатейко. — И вы подкинули мне замечательную идею: перепроверять, на какие научные исследования идут государственные деньги. Надеюсь, что больше на ерунду, подобную вашей, не потратится ни единого бюджетного рубля.
Богатейко повесил трубку, и Евгений Сергеевич почувствовал, что что-то у него внутри оборвалось.

Ученый резко встал и, подлетев к шкафу, налил себе еще стопку коньяка. Выпив, Евгений Степанович внимательно посмотрел на стопку, затем на бутылку и сделал еще два больших глотка прямо из горла. Этот день обещал свести его в могилу.

Телефон зазвонил вновь.
В трубке раздался уже знакомый ученому окающий бас:
— Это вновь отец Сергей Сергиевского приходу. Мы с вами недавно говорили.
— Да-да, я помню, – раздраженно ответил Евгений Сергеевич, уже хватаясь одной рукой за голову.
— Вот что меня по-настоящему смущает в вашей затее. Господь в наказание нам за грехи наши повелел рожать детей в муках… А вы.
— И все? – Оборвал его ученый.
— Ну да. – Опешил священник.
— Если вам так нужно, чтобы кто-то страдал, порадую вас: я уже страдаю! Благодаря вам лично и таким как вы я испытываю просто адские муки! А теперь всего доброго! – Последние слова прозвучали почти криком и завершились громким ударом трубки об аппарат.

Но телефон не унимался:
— Это снова Фарма. Мы еще раз перечитали пресс-релиз и пришли в ужас! Что значит никаких наследственных болезней?! Вы в своем уме? Куда прикажете нам сбывать лекарства? Да одни диабетики приносят нам примерно ххх рублей в год! Лучше знаете что? Добавьте парочку обязательных. А мы вам приплатим… А?

— Это «Мед М». Наши коллеги из Фармы сказали, что вы собираетесь избавлять младенцев от врожденных дефектов. Но вы, наверное, просто еще не поняли, какие убытки будут в медицинском секторе. Врачи, обслуживание палат, обследования. Это же огромный удар по экономике страны! Вы что, не патриот?

— Вы бы лучше придумали, как научно доказать разницу в генах между богатыми и бедными. Мол, се-ля-ви, богатые – это особенный сорт людей. Смиритесь. Я бы быстро всем этим вшивым профсоюзникам глотки-то позатыкал!

Звонки шли чередой один за одним. Звучали взволнованные и сердитые голоса, лились претензии. В какой-то момент все эти звуки: вкрадчивый шепот, яростный крик, звонок телефона слились в одну неразличимую какофонию. Оркестр звонящих жалобщиков гремел в ушах Евгения Сергеевича, наращивая громкость. И сквозь этот душераздирающий шум пробивался тонкий звук, иглой вонзающийся в его воспаленный мозг. Ученый ничего не видел и не осознавал. Он весь был погружен в этот шум. А потом раз – и все исчезло.

Спустя десять минут одна из лаборанток, зашедшая передать какие-то бумаги, обнаружила Евгения Сергеевича лежащим без сознания на полу кабинета. А на следующий день начальника доктора Светлова — директора института показали по всем каналам. Он стоял в новом дорогом костюме, с тщательно причесанными редкими волосами и пышными усами, улыбался. Рядом с ним стоял депутат Николай Николаевич Богатейко.
— Очень жаль, но нам так и не удалось до конца разгадать геном человека. – Делано печальным тоном говорил директор. – И, скорее всего, в ближайшие десятилетия нам не удастся этого сделать. Но мы не отчаиваемся. Уже сегодня вы можете избавиться от беременности, но получить симпатичного малыша, заказав его в нашем инкубационном центре! Вам всего лишь нужно оформить заявку, сдать генетический материал, приобрести пакет необходимых витаминов и медикаментов от наших партнеров «Фарма» и оформить пожизненное медицинское сопровождение малыша в «Мед М». Крещение ребенка в Сергиевском приходе – в подарок, за добровольное пожертвование. Наступило будущее! То будущее, которое мы заслужили! И, пожалуйста, не забывайте, что все это благодаря депутату Николаю Николаевичу Богатейко и его коллегам!
Эфир заполнили восторженные овации и крики «Браво!», записанные заранее.

Действие разворачивается спустя несколько поколений после глобальной катастрофы, получившей название Бедствие. Люди живут в заново отстроенном мире: кормятся сельским хозяйством и ремеслами, подчиняются централизованной власти, ходят в церковь… Уровень развития — примерно средневековый. Из уст в уста передаются рассказы о Прежних людях, которые многое знали и умели, но, например, никто не верит в то, что раньше люди могли летать (для этого ведь нужны крылья!). Никаких технологий от легендарных предков не осталось,только остовы разрушенных домов, откуда местные иногда берут материалы для строительства.

В чем конкретно заключалось Бедствие — никто не в курсе. Но с его последствиями сталкивается каждый. И речь не только об отнятых домах, исчезнувших технологиях и необходимости выживать в усложнившихся условиях. Над человечеством нависла другая угроза, которая была установлена церковью как истинное зло, и активно искореняется добропорядочными верующими гражданами. И в доме главного героя, в большой общей комнате — эпицентре дома, висит табличка с предупреждением всякому: «Не прогляди мутанта».

Речь не о страшны мутантах-людоедах, нет. А о любых отклонениях от общепринятой нормы. В странном мире, описанном Джоном Уиндемом, Норме дано очень четкое канонизированное описание, закрепленное в церковных текстах.

«И Бог создал мужчину по образу своему и подобию. И Бог поведал, что у мужчины будет одно тело, одна голова, две руки и две ноги, что у каждой руки будет два сочленения, и она будет заканчиваться одной кистью, и каждая кисть должна иметь пять пальцев, и на каждом пальце должен быть плоский ноготь».

Отклонения от нормы считаются Богохульствами — преступлениями против Божьего замысла. И с ними тщательно боятся под руководством церкви и действующей власти. Каждый человек, как только рождается, должен пройти процедуру подтверждения нормальности — его осматривает специальный инспектор и по итогам выписывает (или не выписывает) бумагу о том, что младенец соответствует норме и является истинным человеческим существом. Если же ребенок норме не соответствует, то…В прочем, не хочется раскрывать все карты, чтобы не красть у вас драгоценные эмоции, которые вы будете испытывать в процессе прочтения романа.

Многочисленные правила, доводы и примеры были подытожены в этике следующим образом: долг и цель каждого человека в этом мире заключается в том, чтобы неустанно бороться с тем злом, которое принесло нам Бедствие, и прежде всего каждый должен следить за тем, чтобы форма человеческого тела во всем повторяла божественный канон, дабы человеку было позволено, когда придет время, занять свое высокое место в образе Божием.

Главный герой произведения — мальчик по имени Дэвид, который обладает необычным свойством, отличающим его от стальных людей, но визуально незаметным. Он и еще несколько таких же детей живут, зная друг о друге и бережно охраняя свою страшную тайну. А это не очень легко. Например, Дэвида угораздило родиться в самой набожной семье во всей округе. Его отец прославился как яростный борец с отклонениями, он выступает с проповедями, делает все, чтобы его ферма была образцовой по «чистоте» выращиваемых овощей и скота и порой бывает даже более суров и категоричен, чем местные власти. Он действительно делает все, чтобы не проглядеть мутанта. А Дэвид, живущий под самым его носом и полностью находящийся в его власти просто старается сделать все, чтобы сохранить свое маленькое право на жизнь и безопасность. Эмоциональная сложность и напряженность этой ситуации приближают роман «Куколки» к антиутопии. А герои у автора невероятно живые и по-человечески понятные: им невольно начинаешь сопереживать и сострадать.

Роман «Куколки» показывает читателю страшный и жестокий мир, в котором определенные убеждения (или лучше сказать предубеждения?)  в руках церкви и перепуганных обывателей превращаются в оружие, калечащее многие невинные жизни, и разделяющее людей на тех, кто имеет право на жизнь и счастье и тех, кому отказано в праве даже называть себя человеком. Книга захватывает с первых страниц. Она затягивает атмосферой и реалистичностью, необычным сюжетом, постепенно все глубже разворачивающим перед нами картину созданного мира. И вместе с тем «Куколки» поднимают многие важные и острые вопросы. Что в принципе делает человека человеком? Что есть норма? Кто и по какому праву может диктовать, кто человек,а кто нет, и каким стандартам мы должны соответствовать? Эти вопросы лежат в основе многих существовавших ранее и существующих сейчас конфликтов. Основываясь на том, что роман впервые был опубликован в 1955 году, осмелюсь предположить, что на него повлияли события Второй мировой войны, а именно фашистские представления о том, что людей можно делить на «сорта», основываясь на прихоти рождения.

Параллельно с обдумыванием этих острых и актуальных вопросов автор придается фантазии на тему возможной эволюции нашего вида, которая могла бы принципиально изменить человеческое общество.

Прежние Люди тоже считали, что они превыше всех. У них были идеалы, они точно знали, как все в мире должно быть устроено. Все, к чему они стремились, это закрепить все как им удобнее и поддерживать в таком виде. Ну а поскольку их идеи были идеальнее, чем у Господа Бога, то все жили прекрасно. Но, — показал он головой, — не сработало это, парень. Не могло сработать. Они не были последним словом Господа Бога, как им казалось. У Бога нет последнего слова. Если бы было, то Он бы умер. А Он жив. Он так же меняется и растет, как все живое.

Подводя итоги, могу сказать, что книга очень эмоциональная и волнующая. Джон Уиндем умело нагнетает атмосферу и шокирует читателя примерами порой удивительной человеческой жестокости. Но при этом автор оставляет место и для любви, преданности и надежды. Произведение очень легко читается, и оставляет после себя интересные темы для размышления о расизме, национализме и других гонениях на социальные меньшинства, а также открытый вопрос о том, сможет ли человечество когда-нибудь избавиться от этих чудовищных явлений, или для того, чтобы начать понимать друг дуга, нам все-таки придется подождать, пока наш вид перейдет на другую ступень эволюции.

Зона. Что приходит вам на ум, когда вы слышите это слово? Место заключения граждан, где мужики в куполах живут по понятиям? Место, покрытое Wi-Fi? Просто некая местность, выделяющаяся определенной характеристикой?

В произведении «Пикник на обочине» Зона – это территория отчуждения, на которой произошел визит пришельцев. Она — нечто совершенно иное, отличное от остального мира, неизведанное, живущее по своим законам и наполненное совершенно непонятными, неизученными вещами, подавляющее большинство из которых способно тебя убить. Помимо диковинных явлений и биологических форм,  в Зоне находится масса технологических приспособлений (деталей, устройств, отработанных материалов), оставшихся от пришельцев и крайне полезных для развития человеческой науки и техники.

«Все правильно. Городишко наш — дыра. Всегда дырой был и сейчас дыра. Только сейчас, — говорю, — это дыра в будущее. Через эту дыру мы такое в ваш паршивый мир накачаем, что все переменится. Жизнь будет другая, правильная, у каждого будет все, что надо. Вот вам и дыра. Через эту дыру знания идут. А когда знание  будет, мы и богатыми всех сделаем, и к звездам полетим, и куда хочешь доберемся. Вот такая у нас здесь дыра…»

Вокруг этой Зоны естественным образом возникает интерес: строятся научные центры по изучению Зоны и всего, что в ней находится и из нее добывается. А в противовес официальной науке появляются незаконные добыватели всех этих полезных штук. Крепкие, осторожные и внимательные люди, старательно и незаметно ползающие по Зоне с единственной целью – заработать денег. Они знакомы с Зоной, хотя и для большинства вещей и явлений у них свои просторечные названия. Их прогресс в познании Зоны выше, чем у официальной науки, потому что их не сдерживают бумаги, отчетность и прочие условности. Только жажда наживы и стремление выжить руководят ими. Слово, которое авторы ввели для обозначения этих людей, стало одним из самых популярных неологизмов в мире фантастики – сталкеры. Да-да, вся эта нескончаемая череда книг серии «Сталкер» — это «потомки» «Пикника».

Если говорить о сюжете, то мне показалось, что он очень неторопливый, плавный. Его цель — провести читателя сквозь пространство странного мира, чтобы он смог вдоволь ему надивиться, и сквозь время, чтобы он смог увидеть, как этот мир развивается и изменяется. Прогулка, скажем так, пешая. Но оно того стоит. Сцены, явления, персонажи — все тщательно продумано, выверено до грамма. Всего ровно столько, чтобы детально рассмотреть картину этого необычного мира. А он у Стругацких прописан на славу! Он насыщенный, органичный, естественный и прекрасный во всей своей уродливости и жестокости. При этом, во всем происходящем — и в окружающем мире, и в фоновых персонажах, и в мыслях и поступках главных действующих лиц ощущается печаль, отчаяние и разочарование. Психологизма в произведении ровно столько, чтобы остро почувствовать все происходящее, проникнуться ощущением увядания, исходящим от этого странного мира, и искренне сопереживать персонажам.

Шофер попался незнакомый, из новичков, носатый прыщавый малец, один из тех, кто валом валит в Хармонт в последние годы в поисках зубодробительных приключений, несметных богатств, всемирной славы, новой философии, какой-то особенной религии, валили валом, да так и осели шоферами такси, официантами, строительными рабочими, вышибалами в бардаках — алчущие, бесталанные, замученные неясными желаниями, всем на свете недовольные, ужасно разочарованные и убежденные, что здесь их снова обманули.

Персонажи в повести на высоте, что неудивительно. Я вообще воспринимаю Стругацких, как мастеров ковать колоритных и запоминающихся героев. В повести «Пикник на обочине» все персонажи показаны, в первую очередь, с точки зрения Зоны. Как она влияет на их жизнь и чего они от неё хотят. Не обошлось и без общечеловеческих моральных качеств и ценностей. Пожалуй, именно этот вопрос — что делает человека человеком, что допустимо и что — нет, на пути к личному счастью, — главные темы повести. А Зона — это лишь причудливая декорация, созданная для того, чтобы лучше разглядеть со всех сторон героев с разным «нутром». Что касается главного героя, то он все произведение «стоит на весах», и мы рассматриваем его моральный облик не только сквозь призму Зоны и сталкерской жизни, но и тяжелых жизненных ситуаций, в которые герой попадает.

И спойлер, и не спойлер! Мне показалось, что для такого масштабного и красочного произведения концовка вышла какая-то вялая. Все шло с такими нервами, надрывом, а оборвалось хоть и лирично, но без особой эффектности. И меня это несколько разочаровало. Очень интересно узнать чужое мнение на этот счет…

Итог:

Очень рекомендую к прочтению, но настраивайтесь на спокойное и вдумчивое. Местами — странное. Но пронзительное и наводящее на размышления. А после можно будет ознакомиться с легендарной экранизацией Тарковского.  В общем, приятного ознакомления!

 

Герберт Уэллс – автор таких известных произведений как «Человек-невидимка», «Война миров» и «Остров доктора Моро» (на него я даже относительно недавно публиковала свой обзор — https://xren.su/the-island-of-dr-moreau/). Жил и трудился он в конце XIX – начале XX веков, что наложило сильный отпечаток на его творения. И сейчас, спустя больше 100 лет, его книги удивляют не только закрученным сюжетом, но и чрезвычайно устаревшими взглядами на науку.

Внимание! Данный обзор будет содержать довольно подробный пересказ произведения, и если вы хотели прочесть его и боитесь спойлеров (если такое понятие вообще применимо в данном случае), то лучше возвращайтесь после прочтения. Признаюсь, меня это произведение во многом разочаровало, и я не могу сказать, что оно прям обязательно к прочтению, нет. Впрочем, это дело вкуса. А теперь предлагаю вернуться к его обсуждению. Поехали!

Часть первая, в которой плачет физика.

В центре истории — разорившийся делец (мистер Бедфорд, от чьего лица ведется повествование) и ученый (мистер Кейвор), которые случайно встретились где-то на фоне прекрасной и свежей природы в глубокой провинции, где оба изволили нанимать дома, чтобы наедине с собой творить. Первый пишет пьесу, чтобы продать и поднять на этом денег, второй – пытается создать новое, доселе невиданное вещество.

Целью изысканий мистера Кейвора было вещество, которое должно было быть непроницаемо (он-то употребил другое слово, но я его позабыл, а этот термин верно выражает его мысль) для «всех форм лучистой энергии».

— Лучистая энергия, — объяснял он мне, — подобна свету, или теплоте, или рентгеновским лучам, о которых так много говорили с год тому назад, или электрическим волнам Маркони, или тяготению. Она также, — говорил он, — излучается из центра и действует на другие тела на расстоянии, отсюда и происходит термин «лучистая энергия». Почти все вещества непроницаемы для той или иной формы лучистой энергии. Стекло, например, проницаемо для света, но менее проницаемо для теплоты, так что его можно употреблять как ширму против огня; квасцы тоже проницаемы для света, но совершенно не пропускают теплоты. Раствор йода в двусернистом углероде не пропускает света, но проницаем для теплоты. Он скрывает для нас огонь, но сообщает всю его теплоту. Металлы непроницаемы не только для света, но и для электромагнитных волн, которые легко проходят через раствор йода и стекло. И так далее.
Все известные вещества «проницаемы» для тяготения. Можно употреблять различные экраны для защиты от света или от теплоты, от электрической энергии Солнца или от теплоты Земли, можно защитить предметы металлическими листами от электрических волн Маркони, но ничто не может защитить от тяготения Солнца или от притяжения Земли. Почему – трудно сказать.

Да, вы все верно поняли: автор предположил, что сила тяготения – это как некая форма лучистой энергии, от которой можно закрыться специфическим «заслоном». Довольно неординарный взгляд, который для современного человека, знающего, что сила тяготения создается массой Земли, от которой явно ничем не укрыться, — просто дичь.

Но я не рекомендую сразу хвататься за сердце. Мало ли, как они смотрели на мир в своем далеком 1901 году? Плюс, это не последний наукоемкий кульбит в этом произведении. Чуть ранее на страницах «Первых людей на Луне» упоминался эфир – устаревшее понятие о поле или веществе, заполняющем Вселенную и служащем средой для передачи электромагнитных взаимодействий. А далее мы встретим такие вот уверенные слова:

— Есть еще Марс: прозрачная атмосфера, новая обстановка, восхитительное чувство легкости. Неплохо бы слетать и туда.
— А воздух на Марсе есть?
— Конечно.

Бедфорд и Кейвор, кадр из экранизации BBC

Как вы поняли, вещество, которое способно «заслонить» тяготение все-таки было в книге создано. И профессор Кейвор назвал его своим именем – кейворит. Для начала оба героя не на шутку перепугались, ведь их сенсационное вещество нехило бахнуло, попутно разнеся целое здание! Как позднее это объяснял Кейвор: кеворит «убрал» тяготение, и воздух, давивший на него, потерял вес и улетучился в космос вместе с частью окружения и самим кейворитом. Причем, мужчины предположили, что образовался целый воздушный фонтан из улетучивающегося в космос кислорода, и если бы опытный образец не выкинуло к чертям, то со временем весь воздух покинул бы пределы атмосферы, а жизнь на Земле прекратила бы свое существование.

Сначала друзья, вроде, всерьез испугались того, что по неосторожности чуть не организовали Апокалипсис. Но потом быстро поостыли и решили мастерить летучий корабль. То есть специальный шар для путешествия к Луне. Более того, они мгновенно нашли выгоду от этой затеи и начали строить бизнес-план о том, как они будут импортировать с Луны полезные ископаемые…

Передо мной открывались невероятные возможности. Я вдруг ясно увидел, как по всей Солнечной системе курсируют суда из кейворита и шары «люкс». Патент на изобретение, закрепленный на всех планетах. Я вспомнил старинную испанскую монополию на американское золото. И ведь речь идет не об одной планете, а обо всех сразу!

Жадность – двигатель прогресса, и именно коммерческие перспективы, а не полезность для человечества и научного сообщества определяет, будет ли развиваться тот или иной проект… Прям как в жизни, правда?

В общем, стартаперы сколотили-таки мега-шар, который внутри должен был более-менее комфортно располагать двух космических путешественников. Снаружи этот агрегат имел хитроумный набор из иллюминаторов и штор, которые позволяли им манипулировать. Помните же, что по логике этого романа тяготение – это следствие воздействия на предмет «лучистой энергии»? Так вот, если весь шар покрыт кейворитом, его уносит вдаль по прямой, а если поднять штору и обнажить стеклянный иллюминатор, то он станет тем «пятном», за которое «лучистая энергия» тут же ухватится и поволочет к себе шар. То есть принцип управления шаром основывался на поочередном открывании механических штор и лавировании через притяжение к разным небесным телам.

Представить себе такое сложно, но вполне возможно. И, в принципе, в рамках такого жесткого набора научных допущений, наверное, даже логично… Хотя я бы, например, очень хотела узнать мнение профессионального инженера на этот счет. )))

Далее друзья снарядились в путь как полагается: взяли цилиндры с запасным кислородом, «аппарат для удаления углекислоты из воздуха и для восстановления кислорода посредством перекиси натрия», консервы, одежду, и другие важные и полезные вещи.
Стоит заметить, что очень эмоционально и интересно описывается момент, когда путешественники отправляются навстречу неизведанному, а в кабине пропадает сила притяжения, заставляя их парить внутри шара вместе со скарбом.

Итак, спустя некоторое время, друзья прибывают на Луну.

Часть вторая, в которой Луна совсем не такая, какую мы знаем.

— Это мертвый мир! Мертвый! Огромные потухшие вулканы, необозримые пространства застывшей лавы, равнины, покрытые снегом, замерзающей углекислотой или воздухом; и повсюду трещины, ущелья, пропасти. Никакой жизни, никакого движения. Люди систематически наблюдали эту планету в телескопы более двухсот лет, и много ли перемен они заметили? Как вы думаете?
— Никаких.

Конечно, представления о том, что творится на Луне, в XIX веке были далеки от наших. С одной стороны, еще в XVIII веке хорватский ученый Руджер Бошкович доказал, что у Луны нет атмосферы. А нет атмосферы – нет и жизни. Но в 1822 году астроном Франц фон Груйтуйзен, узрев на Луне образование необычной структуры, решил, что это город лунян (лунатиков?) и нарек его Валлеврк. При детальном осмотре на более мощном оборудовании учены постановили, что данное образование не является рукотворным. Но за ним закрепилось название город Груйтуйзена. (1)

А в 1835 году произошла еще более интересная история (возможно, на фоне предыдущего открытия). В британской газете The Sun было опубликовано «сенсационное открытие»: якобы удалось собрать телескоп 42-тысячным увеличением, очень тщательно разглядеть в него лунную поверхность, и, более того, её обитателей! Ими оказались помесь людей с летучими мышами, которые содержат скот из шерстяных овец, единорогов, и т.д.(2)

Стоит ли говорить, что все это было чистой газетной уткой? Разумеется, не было ни телескопа, ни лунатиков. Эта скандальная история получила название «Большое лунное надувательство».

В общем, интерес общественности к Луне и острое желание увидеть там братьев по разуму не угасало долгое время. Если говорить начистоту, то и сейчас, в XXI веке, найдутся люди, искренне верящие, что некоторые объекты на спутнике Земли созданы искусственно и не без участия коренного населения… Так что совершенно неудивительно, что писатель-фантаст Герберт Уэллс в своем романе сделал Луну обитаемой. Но сделал он это очень хитро.

Корабль путешественников приземлился не на заливные луга и не у храма мыше-людей из The Sun, а упал в пустынный пейзаж вполне безжизненного вида. Да еще в суровой темноте. Но дальше произошло кое-что удивительное. Взошло солнце.

Как я понимаю, уже тогда бытовало мнение, что днем на Луне очень жарко (она раскаляется под солнечными лучами), а ночью очень холодно. Вот и у Уэллса так. Ночью такой дубень, что даже замерзают воздух и углекислота, как явствует из цитаты выше… К слову, я в химии – дно, но что-то мне подсказывает, что если кислород и углекислота и способны замерзать в «снег», то происходит это при таких экстремальных температурах, что герои не то, что не смогли бы любоваться этим из своего шара, занимаясь философскими размышлениями, а быстренько смерзлись бы там, и сказочка грустно закончилась еще до встречи с лунатиками.

Но с ними все оказалось хорошо. Они восторженно встретили рассвет, по характеру поведения паров установили, что на Луне есть воздух и вышли погулять. А далее начали происходить совершенно невероятные перемены. Валявшиеся под ногами предметы, воспринятые героями как камни, внезапно начали прорастать, заполняя сочной зеленью все обозримое пространство. Вжух – и друзья уже стоят посреди настоящих джунглей! Как чудодейственно воздействие Солнца!

Но тут я невольно задаюсь вопросом: как же это люди до селе не увидели такое потрясающее явление в телескоп? В XIX веке уже существовал фотографический атлас Луны! То есть люди в целом представляли себе, что где находится на этом безжизненном спутнике, и там явно не было никаких джунглей. Конечно, автор намекает, что джунгли появляются эпизодически, когда на поверхность Луны падает солнце. Но ведь Луна обращена к Земле не темной, а как раз «солнечной» стороной! Следовательно мы с большей вероятностью увидели бы там тропики, нежели пустыню. Не говоря уже о том, что там за растения-мутанты, которые примерно за час вырастают в целые леса? Впрочем это, допустим, лирика.

При этом автор описывает притяжение на Луне слабым, так что герои оказываются значительно сильнее, чем на Земле, могут очень высоко прыгать и ощущают легкость движения.
А дальше они сталкиваются с лунатиками…

Часть третья, где мы знакомимися с муравьиной диктатурой

Я не буду описывать все эти перипетии, в ходе которых персонажи попали к лунатикам, а затем еще и разделились. В итоге драка, погоня, блуждание. И Бедфорд, как и полагается чистосердечному герою, сваливает с планеты на шаре в одиночку, бросая Кейвора погибать в лапах инопланетян (интересно, раз Луна это не планета, к ним применим этот термин?). Но благодаря Кейвору мы узнаем множество интересных подробностей об обитателях Луны.

Во-первых, это колониальные беспозвоночные. А именно причудливая раса, напоминающая муравьев, получившая в книге название селениты. А во-вторых, они построили весьма своеобразное общество, вызывающее у меня крайне противоречивое чувство. Автор, конечно, пишет о них почти с восторгом. Как спокойно, как гармонично они живут! Не то, что тупые и бесполезные люди. Но давайте детально рассмотрим их чудесный социум.

На Луне, — сообщает Кейвор, — каждый гражданин знает свое место. Он рожден для этого места и благодаря искусной тренировке, воспитанию и соответствующим операциям в конце концов так хорошо приспосабливается к нему, что у него нет ни мыслей, ни органов для чего-либо другого. 

Селениты очень разнообразны, так как их «заточенность» под определенный вид деятельности сказывается на их внешнем виде. У ученых огромная голова, у ювелиров тонкие руки, и т.д. Эти профессиональные уродства достигаются двумя способами. Первый, как утверждает Кейвор, — это эволюция отдельно взятого организма вследствие усердного занятия одним и тем же делом. То есть организм сам собой развивает то, что нужно, и атрофируется то, что не нужно. Мне сложно судить, насколько это возможно, но если взять в пример людей, то профессиональная специфика не способна так сильно изменять внешний облик человека. Впрочем, может, если бы люди жили столетиями, то эти особенности развивались бы сильнее, кто знает? Второй путь — искусственное уродование индивида для нужд его профессии. Автор вскользь описывает эти чудовищные процедуры, как, например, селенита, помещенного в аппарат для постепенного вытягивания конечностей. Поправьте меня, если я не права, но в какой-то момент в Европе (да, вроде, и в России тоже) было модно иметь при дворе уродов, и тогда богатые господа брали детишек рабов или крепостных и всячески их калечили на «модный» манер. Например, помещая в бочку, чтобы подрастающее тельце ребенка принимало уродливую форму — становилось коротким, с кривыми ногами, и т.д., и т.п. Вот тут описывается примерно то же самое, но с восторженными устремлениями сделать индивида уродом на профессиональный лад.

По сути, мир селенитов, описанный Гербертом Уэллсом, это предвосхищенный «О, дивный новый мир» Хаксли, где судьба каждого родившегося существа заранее предопределена, а сам он определенным образом изуродован, чтобы быть ею довольным. За двумя важными исключениями. Первое — в дивном новом мире Хаксли у индивидов существовала еще куча развлечений, чтобы заполнять досуг и не думать о своем несчастье. В мире селенитов индивид родится только для работы и ему запрещено думать или делать что-то помимо нее. Особенно красноречивым мне показался пример с рабочими, которых вырубают снотворным на время, пока для них нет работы. Таким образом они выключают из социума временно бесполезных, не тратя на них и свои ресурсы. А второе — автор не осуждает их способ существования, а наоборот, даже считает это гораздо более разумным, чем способ существования людей. Например, на протяжении истории он несколько раз с горечью вспоминает человеческие войны, которых в мире селенитов нет. О «спящих» рабочих он отзывается как о довольно неприятной картине, но значительно более приятной, чем вид рабочих, которых из-за отсутствия работы выгнали с фабрики и обрекли на голод. А когда он знакомится с селенитским фюрером Великим Лунарием, Кейвор рассказывает, что на Земле нет таких мудрых королей…и не планируется.

Я объяснил ему, что все диктаторы и короли обычно кончали тем, что предавались пьянству и разврату или становились убийцами и что, во всяком случае, большая и влиятельная часть населения Земли, к которой принадлежу и я, — англичане — не собираются вновь устраивать у себя такой порядок. 

Весь этот убер-монархизм с угнетающей кастовой системой лично меня просто ужасал всю дорогу. Я читала, и у меня волосы становились дыбом. И то, с какой теплотой порой автор отзывался о том или ином аспекте жизни этого общества, не нашел во мне никакого понимания. Да, может, он не все хвалил, но ругал уж точно недостаточно.

Резюме

Как я уже писала, я бы не добавила эту книгу в список обязательных к прочтению. Более того, мне кажется, эта книга подойдет далеко не каждому. Человеку с чрезвычайно слабыми знаниями физики она может дать много дезинформации (серьезно, вдруг кто-то это воспримет за чистую монету?).  А человеку, мало обдумывающему справедливость мироустройства и плохо знакомому с историей, сбить «моральный компас». Так что если вы хотите познакомиться с творчеством мистера Уэллса, я больше рекомендую «Остров доктора Моро», как более интересный по сюжету, менее коварный в плане морального посыла, хотя и тоже содержащий научные ошибки.

Само название сериала «Черное зеркало» — это художественная отсылка к  лучшему другу и спутнику современного человека — смартфону. Черное зеркало — это погашенный экран телефона, в который мы смотрим каждый день. И идея всего повествования — это отражение технологий в человеке и человека в технологиях.

О Сериале

Сериал представляет из себя антологию — набор мини-историй, не связанных общим сюжетом. Всё, что их объединяет — это сатира на образ жизни современного общества и влияние технологий на него. Также регулярно поднимаются вопросы человечности и морали. При этом истории созданы с разным подходом. В одном случае авторы отказываются от каких-либо допущений и показывают нам альтернативную реальность, чьё технологическое развитие равно нашему. В другом случае, дополняют привычный нам образ современного общества парой новых, более продвинутых технологий, радикально влияющих на социум.

Благодаря крайне незначительным изменениям образа современности с одной стороны, зритель может легко представить себя на месте действующих героев сериала, а с другой стороны, те небольшие изменения, которые всё же есть, выглядят контрастно и впечатляюще. Более того, о многих показанных в фильме технологиях мы с упоением мечтаем на протяжении последних нескольких десятков лет. Пишем статьи о том, что в недалёком будущем такие технологии будут вполне реальны и доступны. По крайней мере, многое из представленного в сериале является для меня тем, что я рассчитываю увидеть к своей старости.

Как насчёт возможности записывать и воспроизводить воспоминания на имплантат, встроенный в череп ? А идею дополненной реальности уже не только обсуждают, но и активно реализуют. Я не раз читал про пчел-дронов, которые смогут заменить настоящих опылителей в случае необходимости. Очки виртуальной реальности? А как насчёт полного погружения?

Но задумывались ли мы, какие угрозы могут нести все эти технологии, окажись они не в тех руках? А как они способны влиять на моральный облик человека?

Сериал увидел свет 6 лет назад, в 2011 году и на данный момент насчитывает 3 сезона и 12 эпизодов. В конце этого года нас обещают порадовать новым сезоном с ещё 6 эпизодами.

Не до смеха

Черное зеркало преподнесёт вам огромный букет самых разных эмоций. Благодаря тому, что серии не имеют общего сюжета и действующих лиц, каждая серия будет дарить вам новые впечатления и пищу для размышлений. Одна серия заставит вас пережить тяжелейшую человеческую трагедию и драму. Другая будет интересным детективом с неожиданной развязкой. Ужастик, триллер, боевик… Каждый раз Черное зеркало будет отражать возможное будущее под новым углом.

Но чего не стоит ждать от этого сериала, так как это юмора и комедии. Да, вы увидите много сатиры, но это та сатира, которая заставит вас задуматься о вопросах этики и морали, о том, как устроено наше общество, о том, какой выбор делаем мы сами и люди, которые нас окружают. Посмотрите серию с друзьями или близкими (старше 16 лет), и поднятые в ней вопросы станут прекрасной темой обсуждения на вечер, а может и более. «Черное зеркало» может легко вдохновить вас на творчество, быть может, вы захотите написать свою историю, а может, стать тем человеком, который привнесёт в наш мир одну из показанных в сериале технологий.

Как вы догадываетесь, один из основных вопросов, который поднимается на протяжении всего сериала, является вопрос о том, «кто совершает убийство, пуля, или человек спустивший курок». То есть: опасны ли технологии самим своим существованием, или они представляют угрозу только когда оказываются в «не тех руках»? Способны ли они вызвать нездоровый ажиотаж и превратить людей в моральных уродов, или человек изначально гнилая тварь, раз способен превратить прогресс во зло?

Мы боимся будущего, но что именно пугает нас, технологии, способные сделать нашу жизнь лучше, или люди, способные благодаря этим технологиям превратить её в кошмар?

Сериал с «фильтром» (бонус со спойлерами)

Команда исследователей на МКС подбирает капсулу с образцами почвы с Марса, в которых находится одноклеточный организм, и начинает его исследовать.
В процессе выясняется, что организм не простой. Он начинает стремительно развиваться, становясь смертельной угрозой для экипажа МКС. Ну а далее начинается классический сюжет «Чужого», где вместо ксеноморфа на экипаж станции охотится увеличивающийся в размерах «ксено-осминог», что сопровождается постепенным разрушением станции в духе «Гравитации».

Как нетрудно понять, сюжет здесь прямой, как шпала, и лишь концовка своим нехитрым сюжетным твистом создает эффект неожиданности. В остальном же, как бы «умные ученые», ведущие себя в духе ученых-дегенератов из «Прометея», специалисты по безопасности, в ведении которых происходит нарушение всех мыслимых норм безопасности, космический слесарь, биолог-инвалид, которого зачем-то взяли в космос, потому что черный инвалид-колясочник — это толерантно (спасибо, что хоть не гей, а то было бы настоящее комбо). В фильме есть персонаж из России, в виде женщины-космонавта, которая ведет себя более менее адекватно и на фоне какого-нибудь «русского Ивана в шапке-ушанке пьющего водку в космосе» смотрится вполне ничего, но это единственное, что о ней можно сказать хорошего.

По ходу повествования, негр-инвалид пустился в рассуждения, что может быть и не стоит слишком сильно обижаться на существо с Марса, которое их убивает, оно просто хочет жить. Поэтому в убийстве экипажа нет ничего личного. Просто выживание. Забавно, но примерно такой же посыл совсем недавно встретил в фильме «Девочка со всеми дарами» http://colonelcassad.livejournal.com/3215753.html, где инфантильная учительница-либералка примерно так же рассуждала на тему девочки, которая убивала людей. Совпадение? Потом глянул, а в режиссерах значится какой-то «типичный швед» Даниэль Эспиноса, который снял небезызвестный фильм «Номер 44» https://lenta.ru/news/2015/04/15/nomer45/ про «ужасы сталинизма», запрещенный к показу в России. Так что не исключено, что эти самоубийственные поветрия у европейских творцов являются такой себе плохо скрываемой отсылкой к проблеме мигрантов в духе «Мигранты тоже хотят жить, а если при этом размывается классическая Франция, Швеция или Германия, то такова селяви». В этом отношении, концовка получается довольно двусмысленной, но только в том случае, если режиссер действительно закладывал такой подтекст в фильм.
Разительный контраст с тем же «Чужим» или «Нечто», где герои подобной рефлексией не страдали.

В результате, после некоторой подводки, начинается стандартная выживальщина в модулях МКС, которая нарисована и поставлена достаточно неплохо и держит в напряжении практически до самого конца, но она практически ничем не удивляет — фильм вторичен и его спасает лишь то, что жанр подобных космических хорроров обычно не радует хорошими работами, и данный середнячок начинает смотреться очень даже ничего, хотя до столпов жанра ему как до Луны. Смешно сказать, но по атмосферности он проигрывает даже первому «Чужому» 1979 года или «Нечто» Карпентера 1982 года.

Понятно, что все фильмы в этом жанре обречены на сравнение с подобными нетленками, но все-таки хотелось, чтобы авторы как-то двигались вперед, а не эксплуатировали старые идеи. В свое время, в игровой индустрии эту тему хорошо копнул «Dead Space», который тоже во многих моментах был вторичен, но все же имел целый ряд уникальных черт. «Живое» в этом плане может похвастаться лишь общей атмосферой и концовкой. В остальном же, это крепкий середняк на один раз. На фоне большинства шлака в жанре научной фантастики он может быть и ничего, но не более того. Примерно через 2 месяца выходит «Чужой: Завет», который так же будет эксплуатировать эту тему и можно будет сравнить «Живое» с творением человека, который фактически создал жанр космических хорроров в современном понимании.

XXVIII век. Технический прогресс шагнул далеко вперед, и человечество больше не привязано к Земле. Ему принадлежит вселенная! В ходе космической экспансии человечество разделилось на два вида: тех, кто живут на планетах и на «Бродяг», предпочитающих жизнь в блуждающих космических колониях. Последние, причем, даже мутировали, породив причудливые виды рода человеческого. Например, некоторые из них могут жить в условиях абсолютного вакуума…

Кроме человечества, во вселенной живут и процветают ИскИны – «потомки» созданного людьми искусственного интеллекта, а также кибриды – гибриды машин и человеческого сознания. К ним, например, относится один из главных героев – неожиданная «реинкарнация» знаменитого английского поэта-романтика Джона Китса. К слову, мистер Китс оказывается вдохновителем всей тетралогии, а его судьба и творчество красной линией проходят через все повествование. Мне показалось это очень необычным и любопытным!

Гиперион – название загадочной планеты. К ней обращены мысли ИскИнов, которые могут «предвидеть» (просчитывать математически) некоторые события, но не могут постичь сущность Гипериона. Причем, этой планета связана с загадочным пророчеством. Находящиеся на планете древние (полмиллиарда лет до наст. вр.) артефакты, известные как Гробницы Времени, являются целью паломничества семи человек и, как гласит пророчество, ключом к судьбе человечества…

Так завязывается первый роман, включающий 6 сюжетных линий, которые хитро сплетаются в одно захватывающее повествование. Все действия и события тесно связаны и отражаются друг в друге и эхом раздаются в глобальных событиях, изменяющих вселенную! На протяжении серии эти сюжетные линии закрываются, появляются новые… Сюжет неустанно держит читателей в напряжении. Это одновременно и приключенческий роман, и боевик, и детектив, и космическая опера. И даже драма и романтика гармонично вписались в лихо закрученную сюжетную линию этих книг.

Читателей ждут не только личные переживания персонажей, живущих в этом удивительном мире будущего, но и по-настоящему эпичные события: космические сражения, научные прорывы, порталы для мгновенного перемещения в пространстве, открытие бессмертия, глобальные и локальные катастрофы, падение цивилизации в средневековье. Симмонсу удалось создать причудливый, но не превратившийся в неудобочитаемую кашу, жанровый микс, поднимающий вопросы наличия самосознания у искусственного интеллекта, человеческого бессмертия, религии и веры, любви, проблем общества потребления, путешествий во времени, политики и, конечно, войны.

Слияние качественной и увлекательной фантастики и интеллектуальной глубины произведений делают серию «Песни Гипериона» если не выдающейся, то, по меньшей мере, достойной внимания. Интересность истории и динамика сюжета по-настоящему цепляют. Необычные образы (летающие корабли-деревья, космические пирамиды, путешествия во времени, вакуумадаптированные люди) удивляют и завораживают. Яркие персонажи и описания погружают в атмосферу космических путешествий и мира будущего, заставляя эмоционально переживать эту историю. Вопросы, поднятые писателем, дают возможность с каждым новым прочтением открыть и понять для себя что-то новое. Поэтому Дмитрий прочитал «Песни Гипериона»уже 6 раз! И вам советует сделать себе подарок ко Дню космонавтики и погрузиться в неповторимую атмосферу мира Гипериона — мира Порталов, ИскИнов, межзвездных путешествий, космических кораблей-деревьев, прыжков во времени и многого, многого другого!

Приятного чтения!

Существует утверждение, что авторская работа заключается в том, чтобы придумать интересных героев и задать для них интересную ситуацию. И, если оба эти условия созданы качественно, то сюжет, словно реченька, потечет сам собой, ведь герои будут жить своей жизнью, разруливая созданную проблему. Пожалуй, такое описание писательского труда — сильное упрощение и романтизация. Но в случае с «Днем триффидов» оно выглядит довольно убедительно!
Джон Уиндем создает два фантастических условия, помещает их в реальный мир и будто бы включает невидимый механизм, работающий на силе вопроса «А что если…?». Под воздействием созданных автором условий мир начинает разрушаться. Причем все это написано с такой точностью, с таким вниманием к деталям и железобетонной логикой с размышлениями на тему различных вариантов развития событий, что не остается никаких сомнений: если бы мир поразила эта чума, все именно так бы и выглядело! Мир прошел бы именно через эти стадии разложения! Он умирал именно так, и никак иначе!

Все в описании Джона Уиндема выглядит органичным, логичным и последовательным. Мир гибнет в основном из-за всеобщей слепоты. Лишившись зрения, люди оказались беспомощными как я и мои школьные товарищи в той игре. И, очевидно, они переживали те же волнительные эмоции, что и мы… (Но, в отличие от нас, у них не было уверенности, что это как-то разрешится. Что наступит момент, когда можно будет снять повязки и вернуть себе зрение.) Ослепшие люди не смогли добывать себе еду. И, конечно, блага цивилизации, которые строились на рабочей силе (энергетика, водоснабжение, и т.д.) тоже очень быстро прекратили свое функционирование. Начались погромы, разграбления, мародёрство. А вскоре люди сообразили, что в округе остались еще и зрячие, и если пленить одного, то он сможет глаза целой группе!

Кто мы без нашего зрения? А без сплоченности? А без технологий? А без специфических знаний? Если мир умирает, есть ли в этом всем место морали, состраданию и человечности? Автор медленно и задумчиво обозревает рушащийся мир, задавая эти вопросы себе, герою, читателям. Триффиды же выступают всего лишь как катализатор процесса вымирания людей. Они прячутся по углам, потихоньку умерщвляя слепых и подъедая трупы. Как только человечество утратило хватку, триффиды очень быстро и ловко покинули свои фермы и распространились повсюду.

Мне показалось, что в этом произведении триффиды выступают антагонистами человечеству: у них не было зрения, но была сплоченность, некий коллективный разум, спокойствие и терпение. И как только железная хватка людей дала брешь, это они стали господствовать в мире. И никакой развитый человеческий ум уже не мог остановить их упорство и ядовитые жала.

На фоне медленного и неумолимого разложения мира Джон Уиндем ловко и непринужденно поднимает вопросы морали и человечности. Причем, он это делает так органично и талантливо, что поневоле не только с головой уходишь в чтение, но и начинаешь анализировать все происходящее и думать, что бы в такой ситуации сделал бы ты? Каков был бы твой выбор?

Когда я училась в школе, на пару часов я «лишилась зрения» и, взволнованная, перепуганная, блуждала в кромешной тьме, ища спасения. Это была игра, и все мы это понимали: она скоро кончится, независимо от того, выиграем ли мы её, или нет. Но в романе Джона Уиндема нет спасения. Но есть масса вопросов: как выжить, как и кого спасать, что есть мораль, и на чем вообще держится вся человеческая цивилизация? Кто мы, люди? Почему мы правим миром? Будет ли так, что однажды мы все-таки сами себя и убьем?

Активно призываю всех прочесть этот роман! Великолепная книга! 100 из 100! «День триффидов» даст вам бурю эмоций и тонну тем для размышлений. И в конце, пройдя через весь этот слепой кошмар, надеюсь что вы, как и я, почувствуете, что узнали и поняли что-то невероятно важное. Главное, не теряйте свою веру в генную инженерию и не начните избегать комнатные растения!)))

Я вот гуляю. Прямо сейчас. Здорово, правда?

На самом деле, не так уж здорово. Во-первых, девушка не знает, что она — любимая. А во-вторых, я не был в родном городе целых три года. Это ведь срок…

Инка мне всегда нравилась. Еще со школы. Но я, чего греха таить, был тогда трусоват. Мы с Инкой с детства дружили. И когда стали постарше, тоже — только дружили. Знаете, как говорят: не можешь любить, — сиди и дружи. Не решался я ей признаться. Это красавчикам в любви признаваться хорошо. Хоть пять раз на дню, всем подряд. А я ушастый. Нам, некрасивым, признаваться трудно.

В общем, додружился я так до того, что окончил школу, высшее получил, и распределился в … научно-исследовательский институт на другом конце страны. Обычно, мальчишки на север едут. Чтоб, так сказать, овеяться суровыми северными ветрами. Добрать мужества. А у меня наоборот вышло. Уехал взрослеть с севера на юга. Субтропики, пальмы, девушки симпатичные. Они на юге гораздо виднее из-под одежды. Но я все равно постоянно Инку вспоминал.

Ну, перезванивались мы с ней. Друзья же. Она меня «верным подругом» называла, когда хотела позлить. Вот, рассказала, как появился у неё. Нереально-ангельский. Имя его она с придыханием произносила. И глаза у неё были… Короче, втрескалась Инка по уши. Поздравил я её уныло. Вот ведь, говорю, радость-то какая… Пожал в полной мере плоды собственной трусости.

В тот вечер пошел топить тоску в спиртном. Водку попробовал — тьфу, гадость! Жжет, противная, пить невозможно. Ударил по вину. Южное вино хорошее, вкусное. Но с него же не напьешься. Никакого забытья. Только голова кружится. Вот я после бара и докружился до встречного полицейского патруля. Приняли они меня в нежны руки, отвезли в отделение бережно, уложили заботливо, — в отдельную каморку, под чистым одеялом. Я полицейским по пути успел поплакаться о жизненных обидах.

А с утра пожилой майор, по-отечески аккуратно, вставил мне моральный пистон. На предмет, что печаль во спирту топят только слабаки, а настоящий мужчина либо сам ситуацию принимает, либо меняет. Выставили меня из отделения. Я, пристыженный, на работу помчал. А там мне после работы тоже на общем собрании вставили — из полиции ж сообщили. Проработали меня так, что аж сгоряча чуть не женить собрались. Было у наших суровых девушек из бухгалтерского отдела такое предложение. Насилу отбился, и обещал больше с горя не пить. Только с радости.

На том и порешили.

На следующий день, — принял я. Не спиртного — ситуацию. Если любишь, так надо радоваться за человека. Главное, пусть тот — нереально-ангельский — Инку счастливой сделает. Ударился я с головой в работу. Тема у нас, правда, была интересная. Наш институт, вообще, зеркала делает. Хорошие,кстати, зеркала. Так что я хоть и молодой специалист, а зеркальных дел мастер. Впахивал ударно. А в родном городе не бывал. Родители-то мои, на стройку нового космодрома переехали. Отец инженер-строитель. Так что мне на историческую родину было и не с руки. Насчет Инки подуспокоился. Так, иногда, ныло к дождю, как старая рана.

Но с ней мы все равно перезванивались. И стал я вдруг замечать, что у Инки глаз-то не блестит. Улыбка померкла. Почуял я, путем дедуктивного метода и тонкого чутья, что-то не так с нереально-ангельским. Уточнил все у своей агентуры. (Как-никак, одноклассников в родном городе полно). Да и с матерью Инкиной у меня отношения замечательные. Она и была мой главный агент, у неё свой интерес.

Короче, оказался нереально-ангельский — козлищем. И это еще эвфемизм. Шлялся он по друзьям, пахнущим женскими духами. Жениться — обещал. Детей не хотел. Ему и так все замечательно было. А потом и вовсе — появилась у него другая, главная женщина в жизни. Рассказал он Инке, что любовь была, но сердцу не прикажешь — и катапультировался в прекрасное далеко.

Фините-ля.

Я как узнал, мне стыдно стало. Хоть в петлю лезь. Это ведь из-за меня все случилось. Из-за моей юношеской трусости. Если бы я в свое время Инке в любви признался. Ну… всякое могло быть. А вдруг бы стала она моей? Не было бы у неё тогда в жизни нереально-козлорогого. А я ей даже шанса не дал. Если кого любишь, должен быть готов защитить. А я, выходит, осечку дал, пока свои страхи лелеял.

Я про это всю ночь думал. На утро пришел к руководству и говорю: нужен отпуск, еду в родной Энск. Неодолимые личные обстоятельства. А мне руководство в ответ — никакого тебе отпуска, хлопчик, мы тебя в важную командировку посылаем. Я вспылил, сразу обострять полез. Но не успел, потому как руководство говорит, вот в родной Энск в командировку и поедешь. Потому что решение принято, испытывать систему в городских условиях будем там.

Я аж чуть мимо стула не сел.
Совпадение. Судьба.

Такси. Самолет. Снова такси… Вот и город родной. С этим теперь просто. Это раньше, до второго Союза, билет, говорят, ползарплаты мог стоить. Прибыл я, поселился в гостинице, связался со своим «главным агентом», а потом набрался духа — Инке позвонил. Зашел к ним домой. Инка мне так обрадовалась, что я и не ожидал. Главный агент меня пирогом нагружает, и подмигивает усиленно, мол, штурм унд дранг, все такое… Ну, я Инку гулять пригласил. Покажи, говорю, что в городе изменилось. Три года не был, столько здесь настроили, что родного города теперь не знаю. Айда?
Инка и согласилась.
Айда.

Случалось вам гулять с любимой девушкой по родному городу?..

На улице было свежо. А скоро мне, теперь уже южному человеку, стало даже холодновато. Шел ленивый снежок, который тут же начал оседать на пушистой Инкиной шапке, как серебряная оторочка. Мы протопали по нашему старому двору и отправились навстречу новым достопримечательностям.

— Сперва я покажу тебе новые улицы нашего района, — предложила Инка, цокая каблучками сапог по заснеженному асфальту.
Как они, девушки, на каблуках равновесие держат?..
— И много их у вас? — поинтересовался я.
— Три, — улыбнулась Инка. — По одному на каждый год твоего отсутствия.
— Добро! — согласился я.
— Тогда, следуй за мной.
— Тогда позвольте вашу руку, сударыня, — я изобразил правой рукой «кренделёк».
— Извольте, сударь, — благоволила Инка.
И мы пошли.

— Ты хоть расскажи, чем сейчас занимаешься? — спросила Инка. — А то все обо мне, да обо мне.
— Да все тем же, — я улыбнулся. — Зеркалами.
— Ну-у… — Инка не закончила.
— Чего?
— Не знаю. Мне всегда казалось, что ты в жизни займешься… чем-то более важным. Ты же всегда отличником был.
— А зеркала, по-твоему, не важно? — удивился я. — Стыдно слышать такое от женщины. Вот ты перед выходом во что гляделась, когда губы красила?
— В зеркало.
— То-то! — наставительно утвердил я. — А если бы не зеркала, то, как бы я в тебя в школе солнечные зайчики пускал?
— Точно, было, — улыбнулась Инка. А помнишь, как вы с мальчишками маленькие зеркальца в классе подвесили, и лазерной указкой с задних парт в лицо нам засветили?
— Еще бы. Это мы с Вадькой Бастрыкиным всю перемену возились.
— А Марья Сергеевна вас потом к директору. И всему классу лекцию, что лазером в глаза светить нельзя.
— Это мощным нельзя, — отмахнулся я. — У нас все было рассчитано. Хотя, дураки, конечно. Щас уже помню, как зеркальца на жвачку лепили, как ход луча рассчитывали. А вот чего в этом смешного было, не помню. Повзрослел, видать.
— Да куда уж. Повзрослел, — отмахнула Инка. — В детстве с зеркалами возился. И сейчас то же самое.
— Я тебе больше скажу — признался я. — Я на работе до сих пор солнечные зайчики пускаю.
— Да ладно!
— Точно. Надо же проверять отражательную способность. А вообще, зеркала… — я волевым решением оборвал сам себя, нет, а то как начну, так пять часов по ушам ездить буду. — Давай лучше ты мне про свою работу расскажи. Ты все там же?
— Да, учу детей. 28-я средняя, имени Юрия Гагарина.
— Чего у тебя на работе новенького? Хотя, извини, — оборвал я сам себя, — глупость спросил, у тебя в исторической науке «новенькое» не часто бывает.
— Не скажи, — обиделась за профессию Инка, — Это твои зеркала, небось, с 15-го века не менялись. А у нас сейчас как раз, загвоздка. Англичане открыли документы по перелету Гесса и предвоенных договорах с гитлеровской Германией.
— А, слышал в новостях, — кивнул я головой — Подлые договоры. Не зря их больше двухсот лет британское правительство стыдилось показывать.
— Ну и вот. А как учить детей? Это ведь совсем другой расклад по предвоенному периоду получается. Вот и приходится самим описывать, в меру сил. Пока ждем скорректированную программу. Хорошо, что теперь с этим быстро. Кстати, в новом варианте общего учебника, в главе по предвоенному периоду 1940-х, будут учтены и мои предложения. Я их полгода назад в МинОбр посылала. Теперь даже буду в списке авторов.
— Молодец ты! — обрадовался я за Инку. — Так я, оказывается, под руку со знаменитостью иду.
— Да ну ладно тебе, — смутилась Инка. — Нас там человек триста, чьи предложения в учебнике учли. Я ближе к концу списка.
— Все равно, молодец.

Шагов двадцать мы прошли молча.

— Знаешь, — хлопнула меня по предплечью Инка, — я прямо иду сейчас с тобой, и так мне хорошо…
— Правда? — от неожиданной приятности я разомлел.
— Конечно. Я почти по такому же маршруту наших шестиклашек водила. Тридцать человек! Это как муравьёв в авоське тащить. Не уследишь. А ты один. Иду, вот, отдыхаю.
— Гм-м… — честно говоря, не на такое объяснение я рассчитывал, и слегка подувял. — А чего такое «авоська»?
— Ты чего, не знаешь? — округлила глаза Инка. — Совсем одичал там, на своем юге. Это же сейчас самый писк моды! Ретро-футуризм. Дико удобная вещь. Вернемся домой, я тебе покажу.
— Лады, напомню.

Мы вышли с боковой улицы и оказались на широком, светлом проспекте. Перспектива была потрясающая. Прямой как стрела, широкий как полноводная река, с редко стоящими разноцветными домами, особенно яркими на фоне снега, он вызывал ощущение простора, праздника, движения куда-то туда, к горизонту, в лучшее завтра.

— Что-то коммунальщиков на улицах много, — заметила Инка, оглядываясь. — И полиции. Прям столпотворение какое-то. Крупный снегопад, что-ли, обещают?
— Может быть, — согласился я. Обманул её, выходит. Я ведь точно знаю, что снегопада не ждут. Бросил короткий взгляд на часы: двадцать пять минут до лимита.

— Здравствуйте, Инна Ивановна! — Затормозив, пискнуло Инке какое-то утепленное розовым комбинезоном дитё, со смешными косичками.
— Здравствуй, Леночка, — ласково сказала Инка.
— А это жених ваш? — поинтересовалась нахальная кнопка, развернув на меня голову так, что косички взбрыкнули.
Инка как-то странно крякнула, но не покраснела ни на тон. Потому, что и так красная. Мороз.
— Нет, это мой друг и одноклассник. То есть, бывший, конечно.
— Бывший друг? — уточнила девочка.
— Одноклассник. А друг настоящий.
— Поня-яятно, — важно протянула Леночка. (Хотя чего ей там могло быть понятно, когда даже мне непонятно?) — Я побегу тогда. До свиданья Инна Ванна!

Девчонка вихрем рванула мимо нас, только косички взбрыкнули.

— Вот ты теперь какая почетная стала, — ухмыльнулся я. — Инна Ванна.
— Ты-то еще подшпиль, — ткнула меня локтем Инка. — Хорошо еще, младшеклашку встретила. А то завтра бы вся школа нам с тобой кости перемывала.
— Ну и что? Пусть бы себе пошушукались всласть. Тебе жалко что-ли?
— Нет, — ответила Инка — Не жалко. Нам направо сейчас.

Мы свернули направо, на боковую улочку. И буквально через пять минут оказались на…
— Кра-со-та! — в три приема выдохнул я.

Бульвар и правда был красивый. Раскидистые деревья выстроились в две линии. А рядом с ними, ближе к пешеходной дороге, вытянулись кусты. Наверно летом, когда бульвар одевался зеленью, отсюда было почти не видно окружающий город, и люди могли представить себя идущими по лесной аллее. Но и сейчас, зимой, вид был хорош. Снег одел деревья и кусты густыми белыми кронами. Оттого бульвар был похож на какое-то сказочное ущелье. По «ущелью» шли прохожие. Спешащих здесь почти не было, видимо, бульвар лежал в стороне от суетных путей. Неторопливо двигались молодые мамы с колясками. Часто — парами. Пока мальцы дышали короткой зимней прогулкой, подружки обсуждали семейный быт. — «А он мне такой… А Милка-то, ну ты её знаешь…» Контрастом к расслабленным мамам, навстречу прошел катящий коляску парень. Совсем молодой, он вез передвижную люльку с таким осторожно-ответственным лицом, что напоминал сапера из старого фильма; так возят взведенную бомбу. Тронь — и бабах. Не иначе, жена доверила чадо в первый раз.

— Бульвар Санкары. — Объявила Инка.
— Того самого? — Переспросил я.
— Ага. Да вон он и сам стоит.
— Где?

Я повернулся, следуя Инкиной указующей руке. И правда, у меня за спиной, в конце бульвара, — стоял Томас Санкара. Деревья выстроились, оберегая памятник полукругом почетного караула. Небольшой бронзовый монумент. Чернокожий человек, в парадной форме армейского капитана далёкой африканской страны. Он не мог дожить до наших дней, чтобы увидеть как его мечты обрели реальность в новом Союзе. Даже если бы его не убили. Время. Томас Санкара родился почти двести лет назад. Впрочем, не дожили многие, кто был моложе, новому Союзу пришлось отстаивать своё право на существование, очень многие отдали жизнь, чтобы мы с Инкой могли сейчас пройтись по бульвару. Наши города украшали и памятники соотечественникам. И даты рождения на них были — не старше моего отца. Я присмотрелся, Томас стоял, расставив ноги, заложив пальцы одной руки за ремень, и любовался тем же видом, что и мы. Бронзовое лицо его было задумчивым и удовлетворённым, легкая улыбка оттеняла губы. Похоже, вид ему нравился.

Мы подошли ближе.

— А это что? — Я показал на рукоять пистолета, торчащую из кобуры на поясном ремне. Выделялась она изрядно. Если весь памятник, как и положено, уже успел благородно потемнеть, то рукоять пистолета блестела как золото.
— А, это… — Инка засмеялась — Наше городское поверье. Я даже не знаю откуда… В общем, детишки верят, что если потереть пистолет самого Санкары — то он поделится с тобой своей храбростью и отвагой. Вот и ходят сюда люди перед сложными и ответственными решениями и поступками, так сказать, приобщиться к силе Героя. Школьники перед контрольными, студенты перед экзаменами, влюбленные, чтобы набраться смелости и признаться наконец в своих чувствах. Мой класс, когда мы сюда ходили, все потерли. Некоторые по два раза. Вот.
— Чего только народ не придумает, — качнул головой я. — Наука такие успехи делает, а тут у вас заповедник. Махровые суеверия.
— Да ладно тебе, — сморщила носик Инка. — Когда-нибудь любому человеку, мужчине, или женщине, придется делать в жизни сложный выбор, брать ответственность за свои поступки, за других людей, их судьбы. И если он поступит правильно… Какое значение будет иметь, что большой путь начался с маленького суеверия?
— Ну, так-то да, — согласился я. — Пойдем?
— Пойдем.

Я снова взял Инку под руку, а сам, ловко извернувшись, быстро потер пальцами левой руки по блестящему от человеческих прикосновений краю пистолетной рукояти. Так, на всякий случай. Для храбрости.

Мы двинулись по бульвару.
Мимо на кавалерийских рысях проскакала мощная команда пенсионеров. Шли на скандинавских палках, давая друг другу ценные советы, и беззлобно подтрунивая. «Семён, ты палку-то назад тяни, отпускай в кисти… Михална, не отставай!.. Ты ж сама отстала!.. Так я от всех отстала, а ты еще и от меня…».

Я оглянулся. Санкара всё так же провожал нас своей задумчивой улыбкой. А ведь он всё-таки мог дожить до наших дней. Конечно, только при помощи нашей, современной медицины и биоинженерии. Был бы сейчас пенсионером. Бегал бы, к примеру, на скандинавских палках с друзьями по родному городу, как эти — что сейчас идут мимо нас. Или еще чем хорошим занимался…
Как же всё-таки далеко мы ушли от тех диких и одновременно героических времён…

Многие могли дожить… Нет, не так! Чтобы дожить, им пришлось бы изменить убеждениям, предать тех, кто пошел за ними, спустить на всё тормозах. Но они жили не для себя, а для всех сразу. «Человека можно убить. Идеи — никогда!» – так, кажется, когда-то сказал Санкара. О себе. О многих других людях, с которыми никогда не был знаком. О тех — кто шел курсом справедливости…

Они нужны, эти памятники ушедшим людям. Они напоминают, как трудно, тяжело, опасно шли люди к новому Союзу. Ростки лучшего завтра, которое стало нашим сегодня, взрастали по всему миру, в душах лучших и самых бескорыстных. И эти ростки топтали. Вытаптывали усердно, основательно. Сперва — били по душам, шантажировали. Если не помогало — убирали людей. А люди все тянулись к свету. Надо помнить. Не просто так к нам в руки упало наше хорошее настоящее. Его создали. В борьбе. И борьба эта не окончена.

— О чем задумался? — тронула меня за руку Инка.
— А? — Я очнулся, и понял, что уже довольно долго иду, погруженный в свои мысли. — Да так, о людях… О памятниках.
— М-мм, — Инка кивнула. — А хорошо, что памятники теперь делают вот такими.
— Какими? — уточнил я.
— Небольшими, в человеческий рост, — пояснила Инка. — Старые-то памятники, помнишь? Даже времен первого Союза. Человек — десять метров! Сабля в руке — пять метров! И все это на постаменте высотой ещё в два этажа, а то и три. Подойдешь к нему и видишь только ноздри снизу.
— Ну, — я почесал затылок. — Это так предки пытались масштаб личности передать.
— Да это понятно, что масштаб. И памятники были хорошим людям. Только вот масштаб личности, — он же не в размере тела. А теперь хорошо. Подходишь к памятнику и глядишь человеку в лицо. А он, может, даже ростом меньше тебя. Смотришь — такой же как ты или я. А вспоминаешь, что он сделал – нет, не такой же. И хочется до его высот устремиться. Так думаю.

Я посмотрел на Инку уважительно. Я всегда знал, что она умница. Она оказывается, о том же, что и я сейчас думала. Только своим путем. Вот она у меня какая. То есть, еще не у меня… да… Я опомнился и посмотрел на часы. Десять минут до лимита.

Бульвар вывел нас на красивую площадь. Здесь тоже были деревья, вымощенные плиткой тротуары, и круговое движение. Автобусы, редкие машины, и оживленная велосипедная дорожка.
— А это площадь «Первого Красного Знамени», — объяснила Инка. — Название длинное. Поэтому часто «первознаменской» зовут.

Видно было, почему эту площадь так назвали. В центре площади тоже был памятник. Этот был групповой. Суровые стальные мужики с мечами и щитами. В древних кольчугах. Доспехи побиты, щиты порублены. А смотрят гордо. Центральный мужик — косая сажень в плечах — щита не имел. В одной руке держал меч, а в другой — знамя. Древко у знамени было из металла, но сам стяг — живой. Треугольное алое полотнище билось и трепетало под порывами ветра, иногда разворачивая свое крыло в полную силу. Красная изменчивая вспышка на фоне белого снега.

— Когда случился Большой Кризис, Третья Мировая, когда после всего этого стал создаваться новый Союз, — заговорила Инка, — Началась настоящая чехарда с символикой. Предлагали разные союзные флаги. Старый трехцветный, императорский, новые варианты. С двухголовым орлом. Бело-зеленый, сибирский. Даже какой-то из четырнадцати полос был. Всякие старые — княжеские, вроде рязанского жеребца на желтом поле. И красный. С красным-то не все согласны были. Упирали на то, что нужно возвращаться к корням… уважать традиции… Пригласили историков. А они сказали, что красный флаг и есть самый старый из известных. Во всех старых русских летописях флаги у дружин «червленые» — то есть красные. Ну и всё, критики и припухли. Сказать нечего. Выходит, красный флаг — и русский, и советский, и союзный. А у нас, видишь, — теперь памятник предкам поставили.
— Хороший памятник. — Кивнул я. — Это же тоже наша история.

Я поглядел на часы. Время подходило к черте. Да и место было подходящее. Пора.

Инка, — я повернулся к ней, и поглядел в её луговые, бездонные глазища, — Ты это… ты встань вот так, пожалуйста…
Инка непонимающе остановилась.

Сердце билось молотом. Время будто замедлилось, полилось тягучей патокой.
Ну, пан или пропал! Теперь — нужно действовать быстро.

Раз! — Ловко встаю на колено.
Два! — Лихо снимаю шапку. (Мелькает мысль, что может и не стоило; эх, уши вы мои уши…).
Три! — Дергаю молнию на куртке, и лезу правой рукой под мышку. (Таким отточенным движением достает пистолет специальный агент Борис Стальнов, про которого уже третий фильм сняли). Только у меня там не пистолет, а хрупкая красная роза…

Вот на «три» у меня заминка и вышла. Чьи-то крепкие руки взяли меня сзади под локти и вздернули обратно с колен на ноги.
— Дяденька, вам помочь? Поскользнулись? — послышались с двух сторон заботливые голоса.

Я завертел головой, разгоняя воздух ушами. Подхватили меня две симпатичные девчонки-старшеклассницы. Крепкие, красные от мороза, глаза озорные. Обычно мне нравится, когда младшие по возрасту ко мне «дяденька» обращаются. Я так себя сразу взрослее чувствую. Но в этот момент мне такое обращение показалось некстати.

— Какой я вам дяденька, — буркнул я. — Я только три года назад институт закончил… И не поскользнулся я. Вот, предложение девушке делаю…

— Ой, извините-извините! — хором зазвенели девчонки. — Нам сзади-то не видно было. Думали, вы упали.
— Спасибо, ничего, — я наконец освободился, сунул руку под куртку, извлек розу, заговорил пылко. — Инка, ты!.. Выходи за меня замуж! Пожалуйста.

«Пожалуйста», — это я зря сказал. Это меня девчонки сбили. Мне опытные товарищи старшего возраста говорили, что женщины любят уверенных в себе. А я тут — «пожалуйста»… И роза помята. Эх, всё не по плану…
А Инка стоит, смотрит на меня. И не знает, что сказать…

— Девушка, вы соглашайтесь, — подала голос школьница со стороны моего левого плеча, обращаясь к Инке. — Смотрите, симпатичный какой, ушастенький.
— Нет, Люда, — вступила вторая школьница, серьезным голосом пионерской вожатой. — Что ты влияешь?! Такие серьезные решения каждый должен принимать сам!
— Вы не бойтесь, девчата. На неё не повлияешь, — пробормотал я. — Щас я сам, на второй заход…

Я снова упал на колено в снег, на утоптанное место. Народ вокруг начал озираться и останавливаться. Заулыбались. Цирк им бесплатный.

— Инка, ты не отказывайся. То есть, ты соглашайся, — сбивчиво зачастил я. — Я тебя люблю.
— Давно? — как-то растерянно уточнила Инка.
— Всегда! — решительно махнув розой, признался я. Но как ученый, тут же сообразил, что формулировка не точна, и поправился: — С пятого класса. Я для тебя что угодно сделаю. Хочешь, — снега растоплю! Хочешь — весну принесу! Хочешь — зажгу для тебя на небе второе солнце!
Инка, наконец, пришла в себя, посмотрела насмешливо, и вместе с тем сердито.

— Встань, Вась. Коленку застудишь. Солнце зажжешь… Не люблю я такой треп. Видала уж трепачей, плавали — знаем…
— Инка, да ты чего! — от возмущения я даже забыл стесняться, и опять вспрыгнул на ноги. — Разве я когда трепался? Да ты разве сама не чувствуешь? Инка! Ведь теплеет!

Инка машинально провела рукой, раззуживая шарф. На улице действительно теплело. Люди вокруг заголосили. Людская волна качнулась. Отец рядом с нами забросил мальчишку себе на плечи. На нас уже никто не смотрел. Все смотрели в одну сторону.
— Смотри, — сказал я, протягивая руку.

Инка посмотрела туда, куда глядели теперь все. В небе сияло второе солнце! Первое, как и положено зимой, ютилось по-над горизонтом. Второе — гордо шло выше. Воздух вокруг стремительно терял зимнюю бледность, и наливался золотистым теплым, радостным светом.

— Это… Это что? — растерянно спросила Инка.
— Орбитальная спутниковая группировка для изменения погоды. — улыбнулся я. — Оснащена зеркалами, для перенаправления солнечных лучей на нужные участки поверхности Земли. Тот спутник, что мы сейчас видим, — «Алоэей». За ним идет «Аэт». Потом «Пасифая». И так далее.
— Дети Гелиоса, — повернулась ко мне Инка.
— Да, дети солнца из греческих мифов. Так их назвали. Теперь они несут нам свет своего отца. Вместо того, чтобы бесполезно уходить в космос, лучи идут к людям. Понимаешь, Инка? Это тепло. Это свет. Урожаи.
— Я слышала, конечно… — задрав голову говорила Инка. — Только не думала, что сегодня. И у нас… Неожиданно как будущее наступило… — она посмотрела на меня и констатировала. — Ты заранее знал?
— Все уже знают, пока мы гуляем — я окинул взглядом толпу. — Поэтому все коммунальщики на улицах. И другие службы. И любопытные, кто не на работе. Но — да, я знал раньше. Я же тебе говорил, что занимаюсь зеркалами…
— Так это… твои зеркала?
— Нашей конструкторской группы, — заулыбался я. — Знала бы ты, сколько там было работы… Чтоб гибкие, компактные, и с нужной отражающей способностью. А уж баллистики как маялись! Зеркало ведь как солнечный парус работает. Солнце давит, и спутник уносит с траектории… Лучшие люди страны над проектом работали. Ну, и я в их числе, — я шмыгнул носом. — Ты розу-то возьми, а?

Инка улыбнулась и взяла протянутую розу. И посмотрела на меня какими-то другими глазами.

— Так, ты, выходит, сегодня — герой?
— Да ну, какой я герой… — пожал я плечами. — Я подвижник. Вон, взял, и солнце поближе к тебе подвинул. Я люблю тебя Инка. Я, правда, для тебя это сделал.
— Подвижник, — Инка сказала это ласково. — А у тебя там, в твоем городе, учителя истории нужны?
— Ха! — Я аж задохнулся. — Еще как нужны! Очень нужны! — и полез целоваться.

Случалось вам целовать любимую девушку?..

В голове у меня шумело. Люди вокруг шумели. Всем вокруг было радостно, и тепло, хотя спутник еще не успел сильно нагреть воздух. Это был общий праздник. Для всех. И для двоих.

В нашей стране — в этом нет никаких противоречий.

Под редакцией Андрея Килина, Ursa_M и Lenin-Kerrigan.