В статье «Долгий путь к доступной среде» мы умышленно пропустили одну из самых страшных и трагических страниц в истории отношения общества к инвалидам. Речь идет о тех событиях, которые разворачивались с 1934 по 1945 год в фашистской Германии и в оккупированных ею странах. На эту тему нам бы хотелось поговорить отдельно.

Проблема в том, что сегодня фашизм часто преподносят как этакое иррациональное зло в вакууме, которое вылезло из ниоткуда, пролило реки крови и так же внезапно исчезло. А все остальное человечество якобы с негодованием отвергло все безумные инициативы, которые исходили от Гитлера и его сподвижников.

Увы, но это совсем не так. В действительности, фашизм был лишь закономерным развитием тех идей, которые столетиями созревали (и продолжают созревать) в глубинах буржуазного общества. А потому неудивительно, что современные капиталистические государства изо всех сил пытаются отмазаться от своей причастности к появлению фашизма и его кровавой идеологии.

В этой статье мы выясним, какие идеи легли в основу немецкой евгенической программы и как они воплощались в реальность в гитлеровской Германии и в различных «цивилизованных» странах.

Вчера был день памяти политических репрессий.

Плохо ли репрессировать людей? Наверное, нехорошо.
Их вообще часто репрессируют, в том числе, по политическим мотивам.
В том числе - в России, даже современной. Но далеко не только у нас, и далеко не только теперь имели место политические репрессии.
Так что, вроде бы, День Памяти по этой теме вполне оправдан.
Но тут, внимание, следим за руками.

Оказывается, Политические репрессии с большой буквы - это только и исключительно репрессии в СССР 1921-1953 гг.!
В этот странный День памяти вы не услышите плача по расстрелянному в 1993 году Доме Советов и его защитниках.
В этот странный День памяти вы не услышите плача по зверски убитым крестьянам и рабочим в ходе Белого террора.
Вы ни слова не услышите о сотнях убитых в ходе рейда прото-фашистских айнзац-команд Ренненкампфа и Римана.
Ни одна слеза не упадёт с голубых экранов в поминовение расстрелянной Красной Пресни и тысячи убитых в ходе Кровавого воскресенья.

Развитие человечества — это не только научно-технический прогресс или изменение экономических отношений. Пока абак превращался в компьютер, а надсмотрщик с кнутом — в цивилизованного менеджера, полным ходом шла и эволюция общественного сознания, включающего в себя человеческую мораль.

В этой области за прошедшие века поменялось очень многое. Самураи больше не проверяют свои мечи на простолюдинах, европейские обыватели давно отвыкли от созерцания публичных казней, а районные чиновники не претендуют на право первой ночи.

Однако одним из самых значимых индикаторов развития общественного сознания является отношение к тем, кто в силу каких-либо причин оказался меньше других приспособлен к выживанию в этом мире. Речь, как вы поняли, пойдет об инвалидах.

В этой статье мы проследим, как менялось отношение к ним в разные эпохи, и попробуем разобраться, с чем были связаны эти изменения. Вполне возможно, что это поможет нам лучше понять те причины, которые и сегодня затрудняют интеграцию инвалидов в общество.

Киевский князь Владимир Мономах, неутомимый воитель, немало пота проливший за землю русскую в сражениях с «погаными», в своем «Поучении» писал, обращаясь к своим детям: «на войну вышед, не ленитися, не зрите на воеводы; ни питью, ни еденью не лагодите, ни спанью; и стороже сами наряживайте, и ночь, отвсюду нарядивше около вои тоже лязите, а рано встаньте; а оружья не снимайте с себе вборзе, не розглядавше ленощами, внезапу бо человек погыбает». Увы, нижегородский княжич Иван Дмитриевич и его родственник князь Семен Михайлович, явно не читали этих строк, а если и читали, то решили, что мнение пращура им не указ, за что испили смертную чашу жарким днем 2 августа 1377 г. на реке Пьяна, что на Нижегородчине…

Завязку печальной истории про «побоище иже на Пьяне» можно отнести к началу 1377 г., когда московско-нижегородская рать во главе с нижегородскими княжичами Иваном и Василием и московским воеводой князем Дмитрием Боброком совершила успешный поход на волжский город Булгар (кстати, похоже, что в этом походе русские впервые познакомились с огнестрельным оружием). Одержав победу и взяв с города контрибуцию в 5 тыс. рублей, русские с полоном и награбленными «животами» вернулись домой.

У каждой эпохи есть свой исторический жест. Например, излюбленным жестом эпохи Никиты Сергеевича Хрущёва можно считать взмах рукой вперёд и вверх, которым он и призывал к движению, и указывал путь. Этот решительный взмах изображали на плакатах, один из которых – огромный, в три человеческих роста – украшал праздничную демонстрацию на Красной площади. Ну, или если кому-то хочется поискать более экстравагантный вариант, то постукивание ботинком Никиты Сергеевича по трибуне ООН – тоже жест вполне исторический...

"Фирменным" знаком эпохи Леонида Ильича Брежнева был уже не такой рубящий воздух жест, а просто спокойный приветственный взмах рукой с трибуны Мавзолея. Генсек уже не звал к движению, а как бы добродушно говорил согражданам: живите спокойно! Этот жест тоже перешёл на плакаты, и даже стал ещё при жизни Леонида Ильича предметом пародии в телефильме "Обыкновенное чудо" (1978). Там генсека сознательно спародировал артист Евгений Леонов, игравший короля-самодура, и – о, чудо! – столь обличаемая ныне советская цензура благодушно пропустила это на экраны. А ещё был знаменитый поцелуй Леонида Ильича...

Ну, а какой жест будет символизировать наше время в бывшем СССР? Возможно, кто-то будет разочарован, но придётся сказать – да, вот этот:

К сожалению до наших дней не дошли достоверные источники, в которых указывалось бы точное количество русских воинов, выходивших на поля знаменитых сражений в средние века. Лишь летописи, называющие произвольный размер войска, пропорционально значимости события. И некоторые другие косвенные источники.

Как же современному историку рассчитать размер армии? Какие методы использовались для этого ранее, и какие результаты они давали? Об этом, как всегда, с интересом и юмором расскажет военный историк Клим Александрович Жуков в своей видео-лекции, прочитанной в Историческом лектории ЦИР "Аустрвегр".

В последние месяцы о пенсиях говорит вся страна, начиная с самих пенсионеров и заканчивая теми, кому еще даже не исполнилось двадцати лет. И это не удивительно, поскольку изменения, произошедшие в российском пенсионном законодательстве, касаются абсолютно всех.

Главной особенностью этой скандальной реформы стало повышение пенсионного возраста. Отныне мужчины будут выходить на пенсию не с 60, а с 65 лет, а у женщин пенсионный возраст повысился с 55 до 60 лет. Из-за низкой продолжительности жизни в стране и хронического неблагополучия в других областях российского бытия, многие восприняли подобные изменения как издевательство.

Сегодня мы предлагаем вам совершить небольшой экскурс в историю и вспомнить, как вообще появились пенсии и как менялось пенсионное законодательство в разные эпохи. А заодно попробуем выяснить, с чем связаны те изменения, которые в последние годы происходят почти во всем мире.

94 года тому назад, 12 сентября 1924 года, нарком здравоохранения СССР Николай Семашко опубликовал в центральной газете "Известия" разъяснения по поводу нашумевших в предыдущие месяцы демонстраций общества "Долой стыд!". Участники этого общества — мужчины и женщины — выходили на городские улицы и ездили в трамваях совершенно голые, украшенные только лентами через плечо с лозунгом "Долой стыд!". Вот некоторые отклики современников на эти события:

"Новость: на днях в Москве появились совершенно голые люди (мужчины и женщины) с повязками через плечо "Долой стыд". Влезали в трамвай. Трамвай останавливали, публика возмущалась". (Писатель Михаил Булгаков).

"Кто-то хохотал до слёз, кто-то плевался. Старухи крестились, говоря: "Апокалипсис! Конец света!" и растерянно спрашивали у прохожих: "Что ж это? И нас заставят раздеться?"". (Художница Наталья Северцова-Габричевская).

В начале 1974 года чикагский книжный скаут по имени Уильям Остфельд (William Ostfeld) обнаружил в витрине магазина подержанных книг экземпляр одного из ранних — очень ранних — номеров журнала Playboy. Обложку этого номера, сходную по размеру с обложкой журнала LIFE, украшала гравюра Хью Хефнера (Hugh Hefner), основавшего Playboy в 1953 году. Озадаченный, Остфельд открыл витрину, чтобы взглянуть на журнал поближе. И тогда он увидел дату публикации: 1919 год. Что за чёрт?

В 1914 году 26-летний Эгмонт Аренс (Egmont Arens) (для друзей — «Эгги» или «Э.A.») вернулся в Нью-Йорк, мечтая стать поэтом. Когда он был подростком, его отправили в Нью-Мексико оправиться от туберкулёза. Там он учился в колледже и работал в газете редактором публикаций про ковбоев и спорт. В Нью-Йорке он женился на поэтессе Джозефин Белл (Josephine Bell), которая будет среди тех, кого в августе 1917 года привлекут к суду за восемь антивоенных публикаций в последнем номере журнала «Массы» (The Masses) [1]. Аренс опубликовал одно из своих стихотворений — The Cool of Night («Ночная прохлада») — в «Кольеровском еженедельнике» (Collier’s) (май 1915 года) и стал ответственным редактором журнала War?, издававшегося на деньги только что созданной Университетской Антимилитаристской Лиги (Collegiate Anti-Militarism League). Лига выступала против военных учений, целью которых была подготовка американской армии к участию в Первой мировой войне.

Партнёрство с журналом War? продлилось недолго. В недатированном письме президенту Лиги Аренс жаловался, что ему сказали, что он мог бы сделать издание, максимально далёкое от заурядной проповеди мира … яркий и остроумный журнал». Он написал, что готов помочь издать последний номер War? и, прежде чем уйдёт из редакции, хочет получить свою долю в размере 100 долларов.

В 1917 году Аренс приобрёл в Гринвич-Виллидже книжный магазин «Вашингтон-сквер» по адресу: Западная 8-я улица, 27. А ещё он купил подержанный печатный станок [2], который установил посреди задней комнаты. Одной из его первых издательских работ стала Little Book of Greenwich Village («Маленькая книга Гринвич-Виллиджа») — карта и шутливый путеводитель по богемным местам. Эта брошюра, опубликованная в 1918 году, по-видимому, неоднократно перепечатывалась. Аренс публиковал и другие брошюры, а также плакаты, гравюры, пьесы и книги.

Идея самого амбициозного проекта Аренса, по-видимому, навеяна разочарованием, которое вызвала жёсткая политика журнала War?, и беседами с художниками и писателями, превратившими комнату с печатным станком посредине и стульями вдоль стен в своеобразный салон [3, 4]. К моменту окончания войны в ноябре 1918 года Аренс придумал, каким будет бланк его нового предприятия, а в январе 1919 года в журнале Poetry («Поэзия») появилось короткое сообщение: Эгмонт Аренс основал новый журнал. Это издание, получившее название Playboy (возможно, благодаря пьесе Синга (John Millington Synge) The Playboy of the Western World), позднее один из критиков назовёт первым американским журналом современного искусства.

В первые послевоенные годы в Гринвич-Виллидже было полным-полно радикальных оптимистов. Аренс и другие молодые интеллектуалы утверждали, что вместо поисков пищи для вдохновения в Европе Америке следует приступить к созданию собственного искусства и собственной идентичности. Американцы «только и слышат о Европейской культуре, — писал он. — Они спрашивают: „Неужто нет американской культуры?“»

Обложка первого номера.

Хотя в 1920-х годах в Нью-Йорке выходило множество «маленьких журналов», «Pagan Джо Клингера (Joe Klinger) и Playboy Эгмонта Аренса задавали тон многим журналам Виллиджа в конце войны и в послевоенный период: тон разговоров о любви, эстетизма и слабого либерализма, пронизанный мистическим символизмом, — написал Альберт Пэрри (Albert Parry) в своей книге Garrets and Pretenders (1933), посвящённой истории богемианизма (Bohemianism) в Америке. — Playboy был аристократом прессы Гринвич-Виллиджа послевоенной эпохи. В его издании участвовали многие художники «Масс», но при этом ему присуще нарочитое отсутствие революционного духа. То был первый период крушения иллюзий, а затем процветания; и журнал вызывал восхищение ослепительными красками и превосходной бумагой. Однако грубые шутки и сумасшедшие выходки подчинили себе даже прекрасный Playboy. Нового лидера развязно величали «Баклажаном» (Eggplant) Аренсом, даже печатно», ибо считали его интеллект пассивным [5].

С журналом Playboy согласились сотрудничать видные представители богемы, в том числе Рокуэлл Кент (Rockwell Kent), Уильям Гроппер (William Gropper), Лола Ридж (Lola Ridge), Вэчел Линдсей (Vachel Lindsay), Луиза Брайант (Louise Bryant), Макс Вебер (Max Weber), Алфред Креймборг (Alfred Kreymborg), Джуна Барнс (Djuna Barnes), Д. Г. Лоуренс (D.H. Lawrence), Бен Хект (Ben Hecht), Хорас Бродзки (Horace Brodzky), Мина Лой (Mina Loy), Этель Пламмер (Ethel Plummer), Джон Сторрз (John Storrs), Альфред Фруэ (Alfred Frueh), Уильям Зорах (William Zorach), Пол Гоген (Paul Rollon «Pola» Gauguin), Пол Тевенас (Paul Thévenaz), Джордж Беллоуз (George Bellows), Александер Брук (Alexander Brook), Алфред Стиглиц (Alfred Stieglitz), Хант Дидерих (Hunt Diederich), Джорджия О’Кифф (Georgia O’Keeffe), Шервуд Андерсон (Sherwood Anderson), Эдмунд Уилсон-младший (Edmund Wilson Jr.), Джон Дос Пассос (John Dos Passos), Джеймс Джойс (James Joyce) и Э. Э. Каммингс (E.E. Cummings).

Рекламируя своё детище, Аренс писал:

Ни одному американскому журналу пока не удавалось быть и живым, и красивым. Юмористические журналы недостаточно художественны, а художественные — скучны и старомодны. И вот во всеоружии искусства и сатиры пришёл Playboy, чтобы сражаться с модернистами, сражаться весело, а не уныло, во имя нынешнего, нашего поколения. Наконец-то, вот он — периодический журнал, свободный от пуританских условностей, с тонким ароматом европейских журналов, но пышущий здоровой, по сути американской, энергией» [6].

Поскольку Аренс охладел к Джозефин, в конце 1919 года он отправлял номера Playboy в Кентукки Камилл Дейвид (Camille Davied) — своей пассии, в которую, по его словам, он влюбился после двух встреч, продолжавшихся в общей сложности 12 часов [7]. Он подписывал свои письма Playboy, а про номера своего журнала сказал так: «В Кентукки их не показывай!» 10 декабря 1919 года Камилл написала ему:

«Номера твоего Playboy горячо обсуждают. Эди (Edie), моя маленькая сестрёнка, похожая на фарфоровую куклу, с булавками во рту и с розовым вечерним платьем на коленях, с курносым носиком, более курносым, чем прежде, так и пышет ненавистью. Эди, вообще, если что ненавидит, то ненавидит изо всех сил. Рисунки, по её словам, не лезут ни в какие рамки, а стихи отвратительны. Современное искусство ни красиво, ни полезно и вообще никуда не годится. Офорты, которые чудесны, — только они пришлись ей по душе. По мнению Алмы (Alma), они «пьянят», словно крепкий коктейль. И милая Мэри Моррис (Mary Morris) из Вирджинии, которая изучает иллюстрирование, утверждает, что гравюры, выполненные на дереве и линолеуме, представляют собой мастерские эксперименты в области дизайна … То, что я столь страстно защищаю журнал, должно быть, означает, что он мне очень нравится».

А вот строки из написанного чуть позже письма Аренса Дейвид:

«Посылаю тебе копии двух писем, которые я написал несостоявшимся авторам Playboy. Люди, похоже, думают, что, раз я иногда публикую весьма откровенные стихи, я опубликую и стихи из разряда riské [sic]. Один человек написал мне: «Пожалуйста, не упоминайте моё имя, поскольку, на самом деле, я вовсе не порочный». Прочитав это, я тотчас же отправил его стихи назад, так как не желаю публиковать никаких стихов, о которых автор отзывается в таком духе».

Вышло восемь номеров журнала Playboy [8]: пять в 1919 году, один в 1921 году и два в 1923 году — после того, как Аренс стал художественным редактором журнала Vanity Fair.


Карточки подписчиков журнала Playboy.

Финансирование журнала было постоянной проблемой. Во втором номере Аренс объявил читателям, что, «для того чтобы быть настоящим художественным журналом, Playboy должен иметь цветные вклейки. Высокая стоимость цветной печати делает её недоступной для журнала стоимостью двадцать пять центов». Аренс призвал читателей жертвовать деньги в пользу, как он выразился, «Playboy-фонда», отправляя чеки лично ему. Чтобы сэкономить на бумаге, он сдвоил четвёртый и пятый номера, а в 1923 году для сбора средств на журнал организовал танцы только для подписчиков.

В декабре 1925 года еженедельник The New Yorker известил о том, что группа из пяти редакторов, включая Аренса, надеется возродить журнал «Массы» как «Новые Массы». Вот что написал остряк-репортёр этого еженедельника:

«Насколько мне известно, новое издание будет радовать глаз. Журнал собираются печатать в трёх цветах, сорок процентов его объёма займут комиксы, украшения и образцы высокого искусства. Чтобы всё это стало возможным, Эгмонт Аренс, некогда сотрудник Vanity Fair, — времена меняются! — должен отметить журнал своим гением и напечатать его на своём станке, — том самом, что печатает журнал Playboy. Конечно, мистер Аренс — большой мастер по части выпуска периодических изданий, на которые стоит посмотреть, и сделает новое издание успешным, если это вообще возможно».

В 1927 году Аренс стал ответственным редактором нового журнала Creative Arts. Он работал здесь под началом Рокуэлла Кента и, возможно, поощряемый последним, носился с идеей возрождения Playboy. Среди бумаг Аренса, хранящихся в Сиракузском университете (Syracuse University), есть сделанные его рукой записи на задней стороне фирменного бланка Creative Arts. Эти записи — свидетельство поиска Аренсом подзаголовка для его любимого детища: «Playboy: Иллюстрированный журнал, посвящённый игре, в которую играют люди» и «Playboy: Весёлый журнал (Magazine of Gaiety)». Предполагалось, что издание будет «посвящено разным формам развлечений», включая театр, танцы, Гарлем и художественные галереи, а также зимние виды спорта Канады и Севера, автомобили, полёты, загородные дома, садоводство, женскую и мужскую моду.


Playboy Эгмонта Аренса

№ 1 — январь 1919 г.
№ 2 — март — апрель 1919 г.
№ 3 — весна 1919 г.
№ 4-5 — лето — осень 1919 г.
№ 6 — зима 1919 г.
№7 — весна 1921 г.
№ 8 (том 2, № 1) — март 1923 г.
№ 9 (том 2, № 2) — июль 1923 г.

«В этом журнале главную роль будут играть КАРТИНКИ, — писал Аренс. — Его нужно будет разглядывать. Текст будет иметь второстепенное значение. Редакционная коллегия будет состоять не столько из писателей, сколько из художников и фотографов». Кроме того, писал он, это будет «журнал, в котором всегда найдётся что-то забавное. Ничего скучного».


Обложка третьего номера.

Примечательно, что, по мнению Аренса, для этого понадобится «сексуальная привлекательность». Её обеспечат «снимки красивых актрис, сделанные нашими собственными фотографами. Однако каждая такая фотография должна быть высочайшего художественного качества». А ещё в журнале будут «репродукции картин» и «рисунки, на которых изображены забавные сцены из спортивной и ночной жизни, тонко приправленные сексом, как в Jugend [немецком художественном журнале] и La Vie Parisienne [почти непристойном (risqué) французском еженедельнике], но в меньшей степени, чтобы соответствовать Ам[ериканскому] Вкусу». Карандашом он оставил на странице такую вот запись: «Фото: курящая девушка пускает кольца дыма».

В конце 20-х годов Аренс ушёл из издательского бизнеса, чтобы сделать карьеру на новом поприще: в 1929 году он стал первым директором по промышленному дизайну в рекламном агентстве Calkins and Holden. В 1935 году Аренс основал собственную дизайнерскую фирму, штат которой к середине 40-х годов вырос до 30 сотрудников. Среди выполненных им заданий следует отметить дизайн культового миксера KitchenAid, ломтерезки для мяса Hobart и упаковки кофе Eight O’Clock. Эти его работы, а также его вклад в развитие технологичного дизайна и «потребительского инжиниринга» — вот что сделало ему имя в дизайнерской среде.


Последний номер.

Наткнувшись на второй номер аренсовского Playboy, Уильям Остфельд, чикагский книжный скаут, купил его за 5 долларов и, чтобы сделать это издание более известным, решил потревожить редакцию журнала Genesis, который во многом напоминает Playboy Хью Хефнера. В мае 1974 года Genesis перепечатал обложку и некоторые страницы обнаруженного Остфельдом журнала, отметив, что совпадение имени автора гравюры, украшающей обложку, с именем издателя конкурирующего с Genesis Playboy — чистая случайность, но при этом обвинив Хефнера в краже названия и основной идеи для его более известного, чем аренсовский, журнала.

Вопреки ожиданиям Остфельда, его разоблачение осталось почти незамеченным со стороны американской прессы. Что касается Хефнера, то, по его словам, название журнала было предложено его другом во время сеанса мозгового штурма (при этом были отклонены такие варианты, как Stag Party [9], Top Hat и Satyrs). По иронии судьбы, тогдашней жене Хефнера, выбранное им название не понравилось, ибо, по её мнению, оно старомодное и заставляет вспоминать о 20-х годах. Мнение жены только укрепило Хефнера в его выборе, так как у него 20-е годы ассоциировались с «шикарной жизнью, вечеринками, вином, женщинами и песнями — со всем тем, что хотелось видеть в журнале».

В бумагах Эгмонта Аренса нет ни слова о журнале Хефнера, а своим он всегда гордился. Перед тем, как в 1954 году его дочь Патриция вышла замуж, он подарил своему будущему зятю подшивку своего любимого детища [10].

Примечания

[1] Белл ставили в вину её стихотворение в защиту Эммы Гольдман (Emma Goldman) и Александра Беркмана (Alexander Berkman), которых бросили в тюрьму за противодействие призыву на военную службу. По свидетельству Арта Янга (Art Young), одного из обвинявшихся вместе с Белл, после того как адвокат вручил судье её стихотворение, произошло следующее: «Его Честь поправил очки, медленно прочитал текст, а затем вернул мистеру Хиллквиту (Hillquit) со словами: „И это вы называете стихотворением?“ Мистер Хиллквит ответил: „Ваша честь, так это названо в обвинительном акте“. „Обвинительный акт аннулирован“, — сказал судья».

[2] Аренс помалкивал о наличии у него печатного станка. Маргарет Андерсон (Margaret Anderson), издававшая журнал под названием Little Review, который Аренс продавал в своём магазине, напечатала отрывки из подвергшегося преследованиям романа Джеймса Джойса «Улисс». На эту публикацию в её журнале после того, как был напечатан тринадцатый отрывок, обратило внимание Общество подавления порока (Society for the Suppression of Vice). Джон С. Самнер (John S. Sumner), глава Общества, появился в аренсовском магазине, и здесь между ним и Андерсон состоялся разговор на повышенных тонах. Вскоре после этого Маргарет Андерсон было предъявлено обвинение. Примерно в то же время аренсовский станок печатал анонимный перевод пьесы Артура Шницлера (Arthur Schnitzler) La Ronde («Хоровод») — драмы, состоящей из ряда связанных друг с другом эпизодов, каждый из которых заканчивается сексом, и Аренс вместе с Рексом Стаутом (Rex Stout) обдумывал, как опубликовать в 12 томах мемуары Казановы с иллюстрациями Рокуэлла Кента.

[3] Стаут, друг детства Джозефин Белл, вспоминал, как в 1921 году он часами просиживал в аренсовском магазине, слушая Теодора Драйзера (Theodore Dreiser) и Г. Л. Менкена (H.L. Mencken), «со страшной силой» споривших о политике.

[4] Как утверждает Аренс в биографии Пола Джонстона (Paul Johnston), работавшего на него в издательстве Flying Stag Press, «Playboy появился благодаря интересу [Джо Белл] к поэзии». (См.: Мэри Кларк, Tally: An Intuitive Life).

[5] Впервые глава книги Пэрри, в которой упоминается Playboy, была опубликована в 1931 году в журнале American Mercury, после чего Аренс написал Г. Л. Менкену письмо с предложением дополнить то, что написал о Playboy Пэрри, в статье, «превозносящей дух, ожививший это издание». Менкен вежливо отказался.

[6] Здесь много общего с манифестом Хью Хефнера, который был опубликован в первом номере Playboy в 1953 году. «Playboy станет вашим любимчиком, если вам нравится развлекаться утончённо, с юмором и специями… В нашей епархии не будет места государственным делам. Мы не собираемся решать какие-то мировые проблемы или отстаивать какие-то великие нравственные ценности. Если благодаря нам американский мужчина сможет лишний раз посмеяться и на время забыть о тревогах Атомного века, мы будем знать, что работаем не зря».

[7] Аренс и Джозефин развелись в 1923 году. В том же году он женился вторично. Со второй женой Аренс развёлся в 1930 году, а семь дней спустя женился на Камилл Дейвид, которая подарила ему дочь Патрицию и с которой он развёлся в 1952 году. Четвёртая жена Аренса Матильда Цвиллинг (Matilde Zwilling) пережила его.

[8] Карты подписчиков Playboy за 1919, 1920 и 1921 годы находятся среди бумаг Аренса, хранящихся в Сиракузском университете. В этих картах больше 250 имён. Около трети подписчиков из Нью-Йорка, но также есть из Японии, Франции, Китая и с Кубы. По условиям развода с Джозефин Аренс продал ей за 1 доллар книжный магазин. Они остались друзьями. В одном из недатированных писем она отправила ему «любопытный» список, который «пришёл к нам сегодня по почте. Мне показалось, что ты захочешь взглянуть на него. 1919 и 1923 годы — боже, когда это было?» Пришедший по почте список был отчётом продавца о выручке в размере 29 с половиной долларов, полученной за семь номеров «важного протестного журнала» Playboy.

[9] От этого названия пришлось отказаться из-за того, что журнал Stag пригрозил судебным иском. Примечательно, что Аренс, приступив к изданию Playboy, тогда же, в 1919 году, основал издательство Flying Stag Press.

[10] В письме от 25 апреля 1954 года У. П. Камминг (W.P. Cumming) написал Аренсу: «Среди того, что Тед сразу же показал мне в своих кембриджских апартаментах, были подшивки Playboy, которые вы щедро ему подарили. Он рассказал мне, как вы редактировали, печатали и распространяли этот журнал, показывал мне имена известных писателей, чей путь к славе начался на его страницах». В 1935 году Аренс написал другу, что нашёл 16 полных комплектов и 139 отдельных номеров на складе, расположенном на Восточной 18-й улице. Сейчас отдельные номера аренсовского Playboy продаются за 300—500 долларов.

Из журнала Ephemera, сентябрь 2017 года

«Лука́ Муди́щев» — анонимная поэма второй половины XIX века, отчасти стилизованная под непристойные стихи Ивана Баркова и потому зачастую ему приписываемая.

«Лука Мудищев» долгое время бытовал в устной и рукописной традициях. Поэтому достаточно сложно установить дефинитивный вариант текста «Луки». Ещё более трудно, даже невозможно, без обращения к источникам установить авторство и время написания поэмы. Позволительно предположить, что одного автора у неё не было, а был ряд соавторов и нескончаемое количество «творческих соредакторов». Фактически, неизвестный автор «Луки» — коллективный автор, и текст поэмы формировался и видоизменялся в течение нескольких десятилетий.

Сюжет: Купеческая вдова, пресытившаяся любовными утехами, просит сваху найти ей такого мужика, какого у нее еще никогда не было. Сваха выполняет просьбу вдовы и приводит к ней в дом разорившегося дворянина Луку, происходящего из рода, все мужчины в котором славились своим мужским достоинством... Наутро в доме купеческой вдовы были обнаружены три трупа – хозяйки, Луки и свахи